Ирина Кузяева - Лесовка

Внезапно болото накрылось тишиной — не скрипели деревья, перестала булькать трясина, квакши забросили свою песню и притаились. Что-то ужасное должно было случиться, отчего даже местным обитателям не по себе.

Краем глаза заметила движение сбоку. Разрушающее заклинание уже было готово, я выбросила скрещенные руки в сторону опасности и во время изменила маршрут ворожбы, так как остановить смерч такой силы невозможно. Ветер рвал с корнем трухлявые деревья и жалкую растительность, поднимаясь вверх, закручивал в столбы грязную болотную воду и уходил в сторону от того, кого я приняла за врага.

На одной из кочек замерла в испуге черная кошка. Перед тем как я закрутила вихрь, она видимо собирала прыгнуть на новый безопасный участок, да так в этой позе и осталась. Кажется, у нее даже глаз начался дергаться. Надо отдать должное, Ягодка быстро пришла в себя и стала прыгать по кочкам в обратную сторону, на каждой останавливалась и выжидающе смотрела на меня. Звала за собой.

Я чувствовала, что она переживает. За человека. Приглядевшись, заметила на морде животного слезы. И это моя вина, что человек и кошка в опасности. Комок ненависти к самой себе рос катастрофическими темпами, угрожая задавить меня тяжестью. Еще чуть-чуть и я закончу существование самосожжением от стыда за собственные поступки. Но это все после. Сейчас сделаю все, что бы исправить случившееся.

Кошка, как и я, почуяла угрозу. На секунду замерла и рванула в сторону происшествия так, словно за ней гналась стая голодных волков, пускающих слюни в ожидании ужина. Пришлось не отставать.

Болотник Тоф

Тронный зал Болотника Тофа утопал в роскоши, вопреки сложившемуся мнению, что на болоте сырость, грязь и темнота. На полу лежал гигантских размеров пушистый зеленый ковер из мягкого мха. Стены украшены картинами, которые писали заморские русалки. Вот Тоф на охотничьей пиявке, вокруг болото, в котором тонут тысячи заблудившихся ивашек. Вот он принимает грязевые ванны с кикиморами. Вот с длинноволосыми мавками играет с утопленником. Самая любимая его картина, где Тоф восседал на троне из человеческих костей и черепов, а в ногах лоснилась к нему лесовка Василиса.

Сколько предложений руки и сердца он ей сделал. Недотрога Василиса каждый раз, год за годом отказывала и отказывала.

— И что ей только надо? — широко улыбнулся болотник своему отражению в зеркале, обнажив редкие желтые зубы.

Тоф распрямил плечи, выпятил грудь, попытался втянуть живот, отражение послушно повторило позу.

— Ни дать, ни взять — красавец, с какого боку ни глянь. Властью не обижен, болота у меня большие, а уж, если объединить их с Хозяевыми угодьями, так и империя огромная получится. Со всех сторон пригож, чего ж не люб ей? Не понимаю!

— Тьфу, пучеглазый хрыщ! — раздался недовольный голос снизу. — Бородавки свои сведи для начала, помолодей на пару сотен лет, а потом уж сватайся!

Тоф от неожиданности вздрогнул, покачнулся и споткнулся о толстого волосатого Колобка, который недовольно оскалился. Болотник рывком вскарабкался на трон из тысячи человеческих костей, отполированных до жемчужной белизны. И только оказавшись в безопасности, решился огрызнуться:

— Возраст — это достоинство. Супротив опыта не попрешь, а бородавки мужчину только украшают.

— Это шрамы украшают, бородавки делают тебя похожим на огромную жабу. Кваа-кваа! — дразнил колобок Тофа, прыгая, как лягушка.

Свалявшаяся шерсть, покрывающая все его круглое тело, подпрыгивала в такт хозяину, а пасть с многочисленными острыми зубами воспроизводила радостную околесицу:

Колобок зашелся в гомерическом смехе. Щеки Тофа от обиды раздулись, глаза выпучились, лицо позеленело, как есть жаба.

— Скажи спасибо, что я не злобливый к выходкам круглого дурака, а то бы вмиг съел! — взбеленился болотник, подкрепляя угрозу уничижительным взглядом, который, по его мнению, должен был морально раздавить круглую язву.

Колобок громко заржал, обнажая острые зубки хищника.

— А вот я его сейчас раздавлю, — раздался радостный голосок навки Утопии, советницы Тофа.

Она уже занесла белу ноженьку над злорадным колобком.

— Не сметь! — взревел Тоф, вскочив с трона.

И только когда убедился, что навка опустила босу ногу на мягкий ковер, спрятав под белой сорочкой, он спокойно вздохнул и продолжил:

— Это единственный экземпляр из тысячи колобков, который умудрился не утонуть в моих болотных угодьях. Ему тут даже нравится. Можно сказать, уникальный экземпляр.

— Подумаешь, уникальный, — пожала хрупкими, на первый взгляд, плечиками Утопия, — почто он такой зубоскал сдался? Ладно бы на чужих брехал, дык своим спасу не дает. Да еще и отчего-то волосатый, кабы блох не притащил.

— Он еще пригодится, — с умным видом произнес болотник, водружая толстый зад на трон, — прослышал я, что Василиса больно любит колобков, в любимцах какой-то убогий даже ходит. Вот, откликнется она на мое приглашение отужинать дуэтом, — расписывал влюбленный Тоф. — Увидит, что у нас много общего и сама еще будет напрашиваться ко мне в невесты.

Колобок на последней фразе аж подавился костью, вытащенной из трона Тофа, чтобы похрумкать от скуки, и зашелся в кашле, явно задыхаясь. Тоф недовольный тем, что его перебили, махнул Утопии:

— Помоги, а то ж зубы на полку сложит раньше сроку.

Мавка с деловым видом засучила рукава и принялась участливо хлопать колобка по спине с таким энтузиазмом, будто собиралась его убить. При очередном ударе колобок безвольно улетел вперед, словно баскетбольный мяч, звучно впечатавшись в расписную бамбуком стену, и ушел в спасительный обморок. Тоф недовольно посмотрел на Утопию:

— Его ж слюна не отмоется!

— Из чего ж его только слепили, окаянного? — без тени сострадания к участи колобка и стены поинтересовалась мавка.

— Из того что было, — буркнул болотник, — замесили на болотной воде, добавили голову саблезубой ящерицы, ноготь боевой кикиморы, волосы Лиха, песком болотным посыпали, да изжарили в печи, а как остыл, так вот, что получилось.

— С ящерицей и с Лихом погорячились, — покачала головой мавка, — от них и зубоскальство и волосатость повышенная. Гремучая смесь получилась, а не Колобок, эх, в семье не без уродивых.

— Так-то дед Пихто, черт подзаборный, намешал. Я, говорит, миллион колобков испек, все подковы на копытах истер, надо бы, говорит, платиновые поставить, чтоб не стирались. Чин-Чином, получил он их в уплату за колобка вперед работы. А оно вишь, чудище мохнатое, вышло. Найду, гада, на кусочки разорву, в пепел разотру и в болоте утоплю за волосатую закваску! Эта чертова зараза, как увидел свои деяния, сразу слинял в родные Куличики, но ничего и туда доберусь, уж две поисковые жабы вдогонку отправил.