Сергей Фокин - Адские врата

Чёрт, видно, о них тоже наслышан был — даже поёжился. Знать, об одном и том же подумали. Привидится такое во сне — оторопь возьмёт.

Между тем появившаяся из штанин бумажка с договором полетела вниз.

— Ознакомься, кузнец. Ничего против стандартного варианта. Обязуюсь я больше не солить тебе до самой твоей погибели, когда душа перейдёт в мою собственность.

Подхватил Никола листочек, прочитал внимательно, потом спросил:

— Что-то я не пойму. А дальше что с нею будет?

— Так ведь это не твоя забота уже! — хмыкнул чёрт. — Доживай свой век и не беспокойся ни о чём.

— Слышал я другое, любезный! — покачал головой кузнец. — О мере ответственности сторон. Если ты часть меня получить хочешь, обязан сообщить, с какой целью. Ведь ценность-то приобретаешь немалую.

— Между прочим, отчёта я давать не обязан, — недовольно отозвался чёрт. — Но коли спросил, изволь, отвечу. Ты — это кусок мяса от головы до пальцев на ногах. Жизнь твоя закончится в глубокой старости, в довольстве и спокойствии. Чего надобно ещё знать, чтобы радоваться?

— Не по существу говоришь! — оборвал его Никола. — Про душу бессмертную речь веди.

— Она к тебе пришита, как пуговица к рубашке! Почему ты её считаешь своей, не понимаю! — Нечистый скроил ужасную физиономию и пожал плечами. — Пусть с ней деется, что угодно. Оказавшись в могиле, не всё ли равно тебе будет?

— А может быть, ты обманываешь меня, плешивый хвост? — воскликнул кузнец. — И душа — часть меня самого, как кровь, к примеру. Попробуй, слей её всю — и конец придёт. Смотрю я вот на жену, и сомнением всё больше терзаюсь. Нет у неё души сейчас — и совсем другою она сделалась. Читал я в юности, что человек не заканчивается напяленной на него шляпой. Может быть, совсем иная у нас природа, чем ты хочешь представить? Что на это скажешь?

— Высокие материи нужно было в институте изучать, — хмыкнул нечистый веско. — Философии разные… Теперь поздно уже.

— Сдаётся, неполный договор-то твой! И стараешься ты меня в заблуждение ввести. А ну как шепну я твоему начальству после смерти, что обманом ты завлекаешь людей в ад?

— Если бумага подписана, можешь говорить что угодно. Там нет сносок со звёздочками мелким шрифтом, ничего между строчек не выведено. Всё прозрачно. Но коли уж тебе интересно, что ждёт твою душу, то знай: будет она жариться на сковороде по вторникам и четвергам, а в остальные дни смотреть на мучения других и трепетать в ожидании худшего. И длиться это будет до скончания веков, потому что добровольно расставшемуся с ней новая душа не полагается. Так что лови булавку и постарайся выдавить из пальца хотя бы одну каплю, большего мне и не требуется! — хихикнул чёрт.

Никола подставил ладонь, и полетела игла прямехонько в неё. Просто чудно как-то. Хотя, имея дело с нечистью, уже не приходится удивляться…

Понимал кузнец, что стоит на краю обрыва. Или перед глубоким омутом — с камнем на шее. Шаг один нужно лишь сделать… Только как он мучительно даётся, это шаг!

— Похоже, я всё-таки поймал тебя на слове. Ты обмолвился, что другая мне полагаться не будет. Значит, требуется она для чего-то?

Чёрт недовольно поморщился. Он догадывался: придётся с кузнецом спорить, но, ожидал, только о цене. Заранее заготовил список того, что могло бы приложиться к сытой и спокойной жизни — с целью понемногу прибавлять на свою сторону весов в случае надобности. А тут дебаты пошли! Если открывать перед Николой все карты, придётся и о реинкарнации говорить, и о том, кто всем этим руководит, и о смысле жизни — тьфу, не к добру вспомнилось! Так можно далеко зайти. Не для того они собрались на краю леса, чтобы диспуты разводить. Багаж знаний нужно собирать загодя, а коли речь о цене завелась, так на ней и сосредоточиться.

— Мне ведь достаточно того, что я имею, кузнец! — заявил он, теряя терпение. — Тебе нужно просить у меня милости, а не наоборот. Только я не стану разбрасываться нажитым. Сказать по совести, твоя душа с каждым днём стоит всё меньше. Помнишь то время, когда мы встретились с тобой первый раз? Была тогда в тебе изюминка, которая ценилась в аду дороже жемчуга и злата. Но растерял ты её. Вся твоя доблесть лишь в том, что не гуляешь по бабам окрестным, живёшь своею семьей. Ну, ещё выпиваешь нечасто. Если собрать все плюсы, они едва-едва перетянут стоимость детей. Я мог бы продать их: не сомневайся, желающие сразу же нашлись бы. Только тогда участь у них оказалась бы незавидной. Не знаешь ты многого, кузнец, о законах в преисподней. Ответь для начала, прояви смекалку: на чём жарятся самые большие грешники?

Пожал плечами Никола: никогда он на эту тему не думал.

— На масле, наверно, растительном…

— Как бы не так! Масло-то, понятно, имеется, только вытапливается оно из детишек малых, которым ещё семи лет не исполнилось. Безгрешными они считаются по церковным канонам. И масло из них не подгорает, не расходуется, если крышку не открывать да брызгам не давать разлетаться, потому и ценится высоко.

Решил для себя уже всё кузнец. Похоже, нет никакой возможности склонить спор на свою сторону. Можно возмущаться, цену гнуть, злато-серебро просить, хотя не нужно оно ему даже с довеском. Результат будет един: лишится он души своей бессмертной, и до Страшного Суда станет влачить жалкое существование в преисподней. Без права на побег, но с обязанностью искупать вину и грызть самого себя день за днём, ночь за ночью. Безрадостная перспектива, но единственно реальная, если хочет он помочь детям и жене.

Приготовился он палец протыкать, чтобы кровь выдавить — булавку уже поднёс, предварительно обслюнявив её, но узнал про масло неподгораемое, не выдержал и крикнул:

— Ах ты, нехристь поганая! Доколе же ты издеваться над людьми будешь?

В ту же секунду послышался голос Оксаны, которая повернула к нему своё лицо, и произнесла только:

— Коля!

Одним словом она его будто отрезвила. То ли предупредить о чем хотела, то ли остановить от шага невозвратного. Стоял он как во сне, зачарованный думами горестными, и за ними ни света белого не видел, ни к чувствам своим не прислушивался. А тут пришёл в себя, злодеяние бесовское осмыслил — и снова злость в нём поднялась.

Замахнулся кузнец кулаком, но задержался на мгновение, как перед броском в холодную воду — и вдруг точно в грудь его ударило воздушной волной, прилетевшей из-за леса. Покачнулся: неожиданно всё-таки, но первая мысль, которая мелькнула в голове — чёрт строит свои козни, значит, боится. После всё-таки влепил по дубу от души здоровой рукою. Думал, и эту сейчас расшибёт («Наплевать, всё равно уже на краю пропасти качаюсь! Нечего кости жалеть!»), но не тут-то было. Дерево, словно хворостина какая, шатнулась и закачалось из стороны в сторону.