Сергей Фокин - Адские врата

Успела она раза четыре приложить скалкой и ни разу не промазала, потому что повалился Леший без сил и чуть сознание не потерял от пробежки. Не до того, чтобы отмахиваться или даже закрываться. А женщина повизгивает да поточнее в темечко целит со словами:

— Охмурил-таки, подлец! Воспользовался слабостью и податливостью! Насильничал, работать заставлял. Ноги как о подстилку вытирал! Радовался, что слова поперёк не слышит! Вот тебе! Вот тебе!

Рад был бы Леший оправдаться чем-нибудь, но, во-первых, рассказывать сейчас про чёртовы проделки бессмысленно: никто слушать не станет, а во-вторых, уже и говорить-то нечем — язык прикусил, неловко подставившись под четвёртый удар.

И тут словно глаза у Степаниды ещё раз открылись. Охнула она и выронила скалку, а сама стоит, ни жива, ни мертва. Глаза большие сделались, точно от ужаса. Но не себя смотрит, а на старика, по голове которого струйка кровяная стекает.

— Прости меня, дуру шатоломную! — вскричала в очередной раз за сегодня и кинулась обнимать Лешего. — Что с тобой сделала? Убила?

— Не совсем пока, — проскрипел тот. — Но ещё двадцать шагов — и точно дуба дал бы… Староват я становлюсь, Степанидушка! Не для меня забавы да беганье. — И ни одного слова в упрёк про вероломство с дубиной.

Она повисла на его шее, прижавшись всем телом, и не сказать, чтобы Лешему это не понравилось. Всё-таки замечательная она баба! И не только характером, но и остальными достоинствами, хорошо сейчас видимыми.

— Что же ты, хрыч старый, натворил? Признавайся, или подлечу сегодня, а завтра доконаю!

— Не хотел я, честное слово не хотел, чтобы так вышло. Чёрт лысый сподобил. Приходил недавно и бутылочку принёс с питьём волшебным. Память отбивает временно. Думал я тебя подольше задержать, хотя бы на пару недель. Надоело уже одному жить, хочется по-человечески… — Сказал так — и недавние свои мысли вспомнил, усмехнулся даже.

— Нашёл бы себе нормальную девку, да и жил бы, — сквозь слёзы проговорила Степанида Ивановна, положив голову старику на грудь. — Вот и была бы семья.

— Да как же я без тебя-то? — спросил он, охнув, потому что голова его качнулась, и отозвалось это движение болью во всем теле.

— Привык уже, дурачок?

— Привык.

— За это и прощаю тебя. Но в другой раз деньгами меня не приманивай, ни к чему мне твоё золото. Если нужно, сама спрошу. Понял? — Она подняла лицо и посмотрела в его глаза. А там — раскаяние искреннее.

— Понял. — Леший вздохнул. — Пойдём домой, что ли? Мне ведь тебе поведать многое нужно.

— Так ведь только из постели, блудник окаянный! — воскликнула она удивлённо. — Чего ты тут без меня наглотался, признавайся? Кореньев укрепляющих, что ли?

— Да нет, Степанида, не о том речь веду. — Они поднялись, и, обнявшись, двинулись потихоньку к берлоге. — Про Николу с Оксаной да внучат. Были у меня твой сын с Савелием на днях. Много чего в селе случилось. Касается это тебя напрямую.

Охнула женщина и вцепилась ему в руку:

— Говори, не тяни! Что там?

Когда рассказ его закончился, остановилась Степанида, задумалась. На лице её борьба отразилась, мысли противоречивые. Потом посмотрела на спутника и кивнула, зловеще сузив глаза:

— Так вот он какой, цветочек аленький! — Касалось это, понятно, чёрта. — То, что послал Николу к Кикиморе, правильно. Хоть и боюсь я старую каргу, а другого пути у сына не было. Бог даст, пронесёт лихо мимо него. Думаю, что и на твою бывшую управу найти можно. Говорили мы как-то с нею мимоходом. Злая, но деловая баба. Если найдёт Никола к ней подход, должна помочь ему. Впрочем, вчера это было, всё давно решилось.

— Могла она и загубить парня, — заметил Леший. — Не впервой ей это.

— Так ведь и ты всю жизнь на молодых заглядывался! — усмехнулась Степанида, и понял старик, что вернулась она в себя полностью, до последней капли. — А теперь вон привык, говоришь.

— Всё меняется, — согласился он. — Время нынче быстрее летит, что ли…

— Мы становимся старше да неповоротливее. Молодёжь соображает лучше нас. Верю я в Николу. А коли так, будем считать, что живой он и невредимый. И, чтобы вину твою передо мной загладить, сделай что-нибудь для него.

Удивился Леший, почесал затылок:

— Чего же ты хочешь?

— Дай ему умение, чтобы противников одолеть. Ты же справляешься со своей заботой, хотя и немолодой. Волшебством хитрым, не иначе. Надели им Николу, пусть попользуется. Одному богатырю с целым легионом чертей без поддержки не справиться.

Задуматься теперь пришёл черёд Лешего. Хмыкал он несколько раз, прикидывая варианты, потом остановился на одном и говорит:

— Если только силу ему дать медвежью…

— Хорошее дело, — одобрила Степанида. Она тем временем уже размышляла, как ей самой сподручнее в дело ввязаться.

Кивнул старик и стал бормотать непонятные слова, руками размахивать и ветер поднимать. Закружился вокруг него вихрь и по повелению Лешего ринулся над лесом в ту сторону, где находилось село.

— Отыщет? — спросила женщина с пониманием.

— Отыщет. Даже под землей.

— Тогда и нам мешкать нечего, старый. Ты со мной?

— Куда? — удивлённо спросил он.

— В ад, конечно. Но для этого домой вернуться нужно. Корешок у меня на сеновале сушится один. Шибко нужен, чтобы ворота отворить. Я ведь в стороне от беды своей семьи не останусь, не думай.

— Эк, тебя завело! — озадаченно буркнул Леший. Потом махнул рукой и решился: — Куда же мне деваться — с тобой. Только вот в чём загвоздка: портал мой сегодня уже не сработает. Отправлял я вашего попа. Теперь сутки ждать придётся, пока не восстановится. Не доделанный он, времени всё не найду. Да и то сказать, не было прежде необходимости пользоваться так часто… А нынче вон как вышло! — И старик развёл руками.

— Полетим на метле, — решительно отозвалась Степанида Ивановна и посмотрела на хозяина с едва заметной усмешкой: — Не испугаешься?

У Лешего душа в пятки ушла. И пожалел он, что дал согласие.

Чёрт руки потирал! Сломался кузнец, нечего в ответ сказать. А тут ещё жена его явилась бесчувственная. Чудно было видеть её такой, но даже порадовался нечистый: лишняя боль Николу покладистее сделает. Договор заранее заготовлен был, ведь это часть плана, и думал над ним чёрт долгие пять лет. Теперь пришла пора собирать урожай.

Полез он в карман, а самого радость распирает. Такого громилу обработать не всякий сумеет. Его товарищи, небось, сейчас дыхание затаили: готовятся дифирамбы петь. Кое-кого известил он насчёт своих задумок — так ставки на него принялись ставить, как на ипподроме. Нашлось немало насмешников. Тем лишь бы зубы поскалить, помощи не дождёшься. Поганый всё-таки в основной массе народ — черти.

Плюнул от этих мыслей нечистый, да чуть в Николу не угодил. Скрипнул кузнец зубами, но стерпел, только в глазах яростный огонь засверкал, как в прежние годы у комсомольцев на стройках века. Ему бы сейчас будёновку со звездой да шашку — перепилил бы дуб, не задумываясь. А уж если челюсти железные, что Кикиморе достались…