Клиффорд Саймак - Волшебный квартет

— Итак, все решено,— сказал Данкен, обращаясь к отряду.— Я понесу талисман, вот так!

Он поднял руку, и драгоценные камни амулета засверкали в лучах заходящего солнца, точно охваченные неким мистическим пламенем, переливаясь всеми цветами радуги, но гораздо, гораздо ярче, нежели обыкновенная радуга.

— А если не сработает? — проворчал Конрад.

— Должно сработать,— отрезала Диана.

— Да,— согласился Данкен,— должно. Однако в случае чего — бегите обратно к болоту и постарайтесь добраться до острова.

— К черту! — возразил Конрад.— Лично я не побегу. Мне надоело бегать...

Внезапно кто-то выхватил талисман из руки Данкена.

— Эндрю! — воскликнул юноша.

Отшельник, похоже, не слышал. Он бежал туда, где клубился рой, издавая громкие, нечленораздельные вопли. В одной руке он держал талисман, а другой сжимал посох, которым торжествующе потрясал на бегу.

— Стой, сукин сын! — взревел Конрад.— Стой, ублюдок полоумный!

Данкен кинулся было вдогонку, но тут впереди сверкнула молния. Эндрю мгновенно оказался заключенным в огненную клетку. Пламя опало, а отшельник застыл на месте догоревшим факелом, фитильком, который задуло порывом ветра; над его воздетыми к небесам руками вился тоненький дымок. Талисман куда-то исчез. Мгновение спустя Эндрю рухнул наземь бесформенной грудой обугленной плоти.

Данкен упал ничком на землю. Внезапно ему стало ясно, что Орда боялась вовсе не талисмана. Выходит, не талисман защищал их на долгом пути через Пустошь? Ну разумеется, и как он сразу не догадался! Там, на полоске сухой земли между холмами и болотом, Злыдни натравили на них Гарольда Потрошителя — да, использовали его, а потом сами же и расправились с ним, чтобы заполучить то, чего опасались, то единственное, чем не смели завладеть самостоятельно. А талисман тогда остался лежать на песке — никому не нужная, лишенная всякой ценности безделушка. Единственной же вещью, которая так и не попала к ним в лапы, был манускрипт.

Манускрипт! Ну конечно же, манускрипт! Именно за ним охотилась Орда, именно для того, чтобы уничтожить его, Злыдни опустошили север Британии, а затем двинулись на Стэндишский монастырь, где находилась желанная рукопись. Но к тому времени, когда это произошло, оригинал — творение пронырливого коротышки, который только и делал, что смотрел и слушал,— покинул стены монастыря. Катберт говорил, что Орда в растерянности, словно не знает, что ей предпринять. Так оно и было! Злыдни то ли получили сообщение, то ли почувствовали, что манускрипта в монастыре уже нет, что его несут через Пустошь, то есть через территорию, облюбованную Ордой.

«Маленький проныра, шустрый, изворотливый коротышка,— мысленно обратился Данкен к тому человеку, который в незапамятные времена околачивался вокруг Иисуса, стараясь особенно не попадаться на глаза, который смотрел и слушал, а потом, скорчившись в укромном уголке, записывал то, что увидел и услышал,— ты и не подозреваешь, что на самом деле совершил. Ты записал подлинные слова Иисуса, не перефразировав, не добавив ничего от себя; ты сберег для потомков его жесты и мимику. Ты и впрямь сотворил чудо, если по истечении стольких лет твоя рукопись сохранила свою магию, что ничуть не удивительно, ведь в ней все события изложены так, как они и происходили в действительности. Скажи, человече, почему ты ни разу не позволил мне увидеть твое лицо? Почему ты либо отворачивался, либо прятался в тень? Хотя я понимаю: ты не искал славы для себя, а лишь стремился донести до нас величие Того, за Кем следовал всегда и повсюду, пока Его не распяли на кресте. Что ж, значит, тебе суждено оставаться в веках человеком без лица».

Данкен нащупал в кошельке манускрипт, достал его, вскочил на ноги, воздел пергамент над головой и с исполненным ликования возгласом устремился навстречу Орде. Рой засверкал вспышками, и чем ближе подбегал юноша, тем ярче становились эти вспышки, однако они пламенели внутри клубящейся массы, будто что-то не пускало их наружу. Те же самые молнии, что вырывались из пелены тумана на равнине у Замка, те же самые, что и та, которая испепелила Эндрю; они полыхали внутри роя, но словно не могли пробиться наружу.

Внезапно молнии слились в одну особенно яркую вспышку, рой превратился в огненный шар и... словно взорвался, рассыпался на мелкие кусочки, которые, падая на землю, корчились единое мгновение, будто в агонии, а затем замирали в неподвижности.

С Ордой было покончено. В сумерках, что наступили с заходом солнца, над побережьем поплыла тошнотворная вонь. Данкен опустил руку, в которой по-прежнему сжимал манускрипт. Пергамент весь сморщился оттого, что его с силой стискивали пальцы юноши.

Неожиданно сумерки огласились рыданиями. То был не плач по миру, нет; рыдания раздавались где-то рядом. Данкен обернулся и увидел Мэг, что стояла на коленях возле обугленного тела Эндрю. Она плакала в голос и заламывала в отчаянии руки.

— Как странно,— пробормотала подошедшая Диана.— Отшельник и ведьма...

— Он отдал ей при встрече кусок сыра,— произнес Данкен.— Помогал идти по лесной тропе, поддерживал, когда она пыталась отыскать выход с поляны. Разве этого недостаточно?

Итак, подлинность манускрипта установить невозможно. Со смертью епископа Уайза сделать это стало, к сожалению, некому. И потому пергамент возвратится в Стэндишский монастырь, где пролежит — быть может, в инкрустированном ларце — еще Бог весть сколько лет, неизвестный миру, скрытый от людей, ибо теперь на Земле нет ни единого человека, способного определить, истинный ли перед ним текст или всего лишь подделка, пускай даже сложенная из самых лучших побуждений. И все же, сказал себе Данкен, лично у него подлинность манускрипта не вызывает ни малейших сомнений. Ведь именно благодаря своей подлинности, благодаря тому, что в нем достоверно изложены слова и деяния Иисуса, манускрипт сумел уничтожить магию Орды, с которой вряд ли бы справилось что-либо другое.

Юноша ощупал кошелек. Сколько раз он проделывал то же самое, сколько раз прислушивался к хрусту пергамента, но никогда еще не испытывал по отношению к манускрипту ни благодарности, ни счастливой уверенности.

Диана, сидевшая рядом, повела плечами. Данкен привлек ее к себе. Царап, сдвинув в сторону часть угольев, поджаривал на них с помощью Конрада рыбу, которую они с тем же Конрадом поймали в протекавшем неподалеку ручье, использовав в качестве сети рубашку Данкена.

— А где Призрак? — спросил юноша.— Крутился-крутился вокруг — и на тебе, пропал.

— Ты его больше не увидишь,— отозвалась Диана.— Он отправился в Замок.

— В какой такой Замок?

— В котором жили мы с Катбертом. Он попросил у меня разрешения.