Сергей Синякин - Вокруг света с киллерами за спиной

Путешествие проходило без особых неожиданностей, но Илью Константиновича не отпускало странное предчувствие, что добром это все не кончится. Слишком резок был переход от полного опасностей и неожиданностей путешествия к спокойным и несколько однообразным дням цыганской кочевки.

— Не каркай, ромалэ, — добродушно говорил ему бывший барон Кулай Михай. — Хорошо едем! Ты только посмотри, сколько женщины собирают! Ты только посчитай, сколько уже мужчины принесли! А дети? Это же красавцы, а не дети. С такими детьми счастливое будущее любому табору обеспечено!

Русской отмалчивался. Чем больше он жил последнее время, тем больше понимал, что, к сожалению, не все в миреь решают деньги.

Психолог бы сказал, что в сознании Ильи Константиновича происходила переоценка ценностей. Но, во-первых, не совсем понятно, как этот торгашеский термин попал в социальную психологию, а во-вторых, никаких особых переоценок Русской не проводил, просто понимать начинал, что деньги решают многое, но не все.

Неприятности начались неожиданно, как град в середине лета.

Сначала попались две цыганки, которые на одной из многочисленных фазенд нагадали хозяйке по имени Изаура голливудского принца Ди Каприс в мужья, клад, что будет найден в зарослях сахарного тростника, двух детей-близнецов и наследство от дяди.

Изаура простодушно поверила в свой счастливый союз с голливудским принцем — ведь что в жизни не бывает, — на веру она приняла и наследство от дяди, которого у нее никогда не было, и даже приказала засадить часть полей вокруг фазенды сахарным тростником, чтобы впоследствии найти в этих зарослях клад. Но, услышав о близнецах, Изаура растерялась. Надо прямо сказать, детей она никогда не любила. Кроме того, возраст для обзаведения детьми у Изауры был не совсем подходящим — все-таки шестьдесят лет, это вам не семнадцать и даже не тридцать. Своими сомнениями хозяйка фазенды поделилась с начальником сельской жандармерии, и это послужило тому, что обманщицы были задержаны для выяснения обстоятельств, а в табор приехали на автомашине два карабинера.

Одного из них звали Паоло ди Гупперейро, а второго звали совсем наоборот — Перес де ля Куньяр. Карабинерам было по двадцать четыре года, и оба они мечтали поймать особо опасного преступника и стать известными, чтобы из провинциального полицейского участка выбраться в столицу и зажить там яркой зажигательной жизнью, которую молодые жандармы с завистью наблюдали в многочисленных американских фильмах, продававшихся на видеокассетах даже в их безнадежном и безденежном захолустье.

При виде Ильи Константиновича Русского они сразу оживились и зашептались, показывая друг другу старые затертые плакаты из серии «Их разыскивает полиция». В плакаты эти Русскому заглянуть не удалось, но душа его сразу же исполнилась самых нехороших предчувствий. И надо сразу сказать, что предчувствия его, как водится, не обманули.

Выпив сразу по пять рюмок перно подряд, жандармы осмелели и пришли к какому-то общему выводу. С сияющими глазами они подошли к новоявленному цыганскому барону, и Перес де ля Куньяр, жгуче поблескивая своими аргентинскими глазами, торжественно объявил по-испански.

— Сеньор Борман! Я имею честь объявить вам о вашем аресте!

Русской ничего не понял из того, что сказал Перес де ля Куньяр, и обиженному жандарму пришлось повторить все на ломаном английском. Суть осталась прежней, но впечатление начисто пропало. Немного оскорбленный этим, Паоло ди Гупперейро ловко — почти как в американских фильмах — застегнул на опасном преступнике никелированные наручники.

Тоскливо сидеть в камере за свои собственные грехи. Сидеть в ней за чужие грехи вообще невыносимо. Осознание того, что с ним поступают несправедливо, выводило Илью Константиновича из себя.

Да что там таить — до бешенства это его доводило! До такого бешенства, что Илья Константинович начал стучать кулаками в обитую железом дверь и требовать вначале русского консула, затем адвоката, а окончательно отбив кулаки о железо, обессиленно сел на жесткий топчан и вспомнил о маме. В данном случае лучше всего ему, несомненно, помогла бы мать. И то при условии, что явилась бы в жандармерию со всеми документами, детскими фотографиями своего Илюши, а главное — с его свидетельством о рождении. Но мама жила в далеком Благовещенске и не знала, что сын нуждается в ее помощи.

В этой ситуации Илья Константинович Русской мог рассчитывать только на себя.

Тем временем весть об удачливости молодых жандармов уже распространилась в провинциальном городке. Многие почитали за обязанность заглянуть в участок и удостовериться в том, что знаменитый немецкий людоед Мартин Борман спустя долгие годы пойман и посажен за решетку. Окошечко в камеру то и дело открывалось, и любознательные аргентинские граждане с интересом разглядывали пойманного злодея.

— А по виду и не скажешь, — сказала жеманная супруга тяэра Мария де ля Гранту, известная законодательница местных мод и нравов, которую по причине всеобщей известно-'сти в городке звали просто Марией. — Поверить не могу, что такой замухрышка мог съесть несколько миллионов человек. "Хотя, может быть, у них в Европе совсем другие аппетиты…

— Не сомневайтесь, сеньора, — галантно склонил к ее плечу блестящую от бриолина голову секретарь суда, местный вертопрах и повеса, числящийся другом семьи де ля Гранту. — Вы только взгляните на его глаза. Это глаза людоеда, сеньора, это глаза дикой пумы, которая, затаившись в пампасах, ждет свою очередную жертву! Взгляните в его глаза — и вы убедитесь, милая Мария, что этот человек способен на все!

Зеленые глаза сеньоры Марии с жадным томным вниманием оглядели Илью Константиновича.

— Вы правы, — сказала она и кокетливо склонила голову на плечо спутника. — Я боюсь его, Хорхе… Его вид вызывает дрожь во всем моем теле… Мне страшно!

— Не бойтесь, сеньора, — галантно сказал секретарь суда. — Ваш рыцарь с вами. Неужели вы думаете, что я не смогу защитить вас от этого беспощадного дикого зверя?

— О-о, Хорхе! — Красавица томно сощурила глаза. — Пойдемте, мой дорогой, немедленно пойдемте отсюда, вид этого хищника вызывает во мне страстное желание…

Секретарь суда боязливо огляделся по сторонам. Видно было, что он побаивается мэра, но сдержать себя не может. Так живущий в доме кот отлично знает, что за украденное со стола мясо его обязательно накажут. Но он все равно ворует это мясо в силу своей натуры, ворует и отдается беспощадным рукам хозяина — делай, бессердечный, что хочешь, все равно мясо уже сожрано и наказание по сути своей бессмысленно.

— Может быть, сеньора Мария желает поехать на нашу маленькую уютную квартирку? — проворковал Хорхе.