Александр Сивинских - Проходящий сквозь стены

Возле двери меня перехватил молодцеватый, атлетически сложенный милиционер в чине старшего лейтенанта. Он был высок и, точно британский морской офицер, безукоризненно прям. Прям был его тонкий нос и бескомпромиссный срез волевого подбородка, пряма полоска бровей и твердая линия рта. По стрелкам его брюк можно было чертить проекты скоростных железных дорог. Жаль, оттопыренные ушки-лопушки несколько портили общее впечатление. При нем была тоненькая офицерская планшетка и складной зонт в чехле. Из планшетки торчал краешек наручников.

— Павел Викторович Дезире?

— Он самый, — сказал я, звеня ключами.

— Лейтенант Стукоток. Ваш участковый. Разрешите войти?

— Пожалуйста. — Я отпер дверь, пригласил молодцеватого Стукотка на кухню, пододвинул ему табурет и спросил, почему-то старомодно: — Чему обязан?

Участковый снял фуражку, взбодрил растопыренной пятерней свой короткий светлый «бобрик», планшетку с зонтиком примостил на стол, но садиться не спешил. Озирался цепким взглядом, кажется, принюхивался и при этом сухо, отрывисто, до невыносимости официально говорил:

— Не чему, а кому. Проживающий над вами гражданин Тищенков утверждает, что вы. чрезмерно увлекаетесь курением. Марихуаны. Чуть ли не притон содержите.

— С чего он взял? — спросил я удивленно.

— Да вот взял с чего-то. — Стукоток перестал озираться, сосредоточился на изучении моего лица. Должно быть, отыскивал следы волнения. Ужас застуканного (pardon!) на горячем преступника. Взгляд у него был тоже прямой и будто бы доброжелательный, но в то же время пронизывающий до самого спинного мозга. Под таким не слишком повиляешь. Он разжал губы: — Сигнал поступил. Мы обязаны отреагировать.

— Боже, какая нелепица! — с отвращением проговорил я, держась все того же архаичного тона. — Марихуана! Помилуйте, мне и табак-то противен. А вообще, если желаете, можете совершить обыск. Хоть сейчас. Санкции не потребую. Прошу вас, приступайте! Времени много не займет. У меня и вещей-то…

Лейтенант после недолгой паузы, за которую успел что-то там для себя обдумать и решить, отгородился, протестуя, рукой.

— Зачем обыск, что вы. — В голосе его наконец проскользнули теплые нотки. — Я и так вижу, что все в ажуре. Слушайте… а сам этот Тищенков… Что за птица?

— Птица канюк, — находчиво сказал я, преисполняясь мстительного чувства. — Знаете, который все просит жалобно: «Пить! Пить!»

— Зашибает, стало быть? Я вздохнул:

— Случается.

— Стало быть, зашибает, — задумчиво повторил Стукоток. — Вот и мне показалось. Шумит?

Тут даже врать не пришлось:

— Иногда прегромко.

— Ладно, учтем. — Лейтенант водрузил фуражку на голову, привычно вымерил двумя пальцами положение козырька. — Извините за вторжение. Служба. Вам, кстати, известен телефон нашей дежурной части?

Я сделал виноватое лицо:

— Нет.

— Запишите. Будет сильно барогозить, — Стукоток коротко дернул головой в направлении потолка, — вызывайте наряд.

После ухода участкового я решил навестить соседа сверху. Мне захотелось укоризненно посмотреть в его бесстыжие глаза. Пусть ему станет неловко. А то взял моду свои похмельные глюки мне приписывать! Ему кони, выходящие из пола, прямо с утра мерещатся, а виноват, значит, я. Курящий, оказывается, в это время траву. Удивительный ход мыслей! Перенос, так сказать, воображаемого с больной головы на здоровую. Непостижимая логика иного мира. Или отдаленного будущего.

Однако пообщаться с прогрессивным логиком мне не удалось. Вокруг его квартиры наблюдалось необыкновенное оживление. Деловитое движение туда и сюда в высшей степени любопытных личностей. Я решил, что разговор подождет, и устроился на подоконнике на лестничной площадке, потягивая колу и следя за посетителями.

Было их много, и все были разные.

Сперва пожаловала увешанная побрякушками своей шарлатанской аппаратуры, четверка мошенников из Института биоэнергетики. Бравые парни, щеголяющие фирменной униформой и зачем-то нацепившие обтекаемые спортивные очки с желто-коричневыми стеклами. Вылитые «охотники за привидениями» из одноименного фильма. Хотел бы я посмотреть, как они поведут себя при встрече с настоящим призраком. Впрочем, штаны у них выглядели достаточно мешковатыми, чтобы скрыть признаки любого волнения, вплоть до самого крайнего.

Затем прибыл православный батюшка. Сопровождал его молоденький служка, нагруженный не менее чем тремя литрами святой воды.

И наконец, притопал водопроводчик с огромной брезентовой сумкой.

Я допил газировку и довольно улыбнулся. Сообразительный мужичонка не упустил ничего. Отныне можно спать спокойно.

Отдых есть функция, обратно пропорциональная усталости.

Эта свежая мысль тяжело, точно пробуждающийся медведь в берлоге, ворочалась в моей несвежей голове, пока я нога за ногу тащился к двери.

Проспал я хорошо если час.

Звонок надрывался.

Сулейман Маймунович терпеть не может телефонов, факсов, пейджеров и прочих современных средств связи. В особенности он не может терпеть электронной почты и сотовых мобильников. Когда-то он очень здорово нарвался с любовью к электронике. Как-никак, считал он, электроника — область науки, оперирующая потоками данных, строго упорядоченной энергией, а значит, самая близкая к магии. Сулейман, с головой ныряя в ее изучение, надеялся возродить былую славу джиннов, ифритов и прочих энергетических сущностей, скрестив спиритическое с материальным. Вдохнуть в машину пусть не душу, но — «духа». Вследствие своего бескрайнего энтузиазма он и стал одним из главных фигурантов знаменитого «дела кибернетиков». Имеется в виду — настоящих фигурантов, для обуздания которых, собственно, и была загублена вся советская кибернетика. От расправы ему пришлось скрываться в Средней Азии, где он провел полтора десятка лет, едва ли не самых жутких за последние век-два. Вернуться в столицы Сулейман так и не решился и до сих пор не может без содрогания вспоминать свой тогдашний бурный «роман с ЭВМ».

Поэтому в офисе «Серендиба» нет ни единого компьютера. Зато имеется «Феликс» — металлический счетный агрегат с клавиатурой, как у пишущей машинки, и рукояткой, которую следует крутить. При вычислениях «Феликс» совершенно неповторимо звенит на разные голоса, да вот беда — постоянно сбивается в действиях с дробями. Им пользуется наш ничем не примечательный старенький бухгалтер. С другой стороны, бухгалтер имеет редкое эллинское имя Менелай Платонович Архэ и обладает одной странностью — никогда не кушает яблок.

Для передачи известий наш добрый старомодный шеф предпочитает употреблять посыльных и нарочных, а также пользоваться оказией и слать гонцов. Особую любовь он испытывает к почтовым птицам. Сегодня, впрочем, он ограничился обыкновенным курьером.