Станислав Лем - Журнал фантастики «Космопорт» 2014 № 12(13)

Они подлетели совсем близко — умная ракета сделала сложный манёвр и легла на круговую орбиту.

— Глядите-ка, что это там? — вдруг крикнул один из людей и пальцем ткнул в иллюминатор.

Все бросились к окнам — чудо, это было подлинное чудо, которого никто не ожидал и о котором никто даже подумать не смел: там, внизу, посреди оранжевой пустыни, от одного каньона к другому мчался всадник, обгоняя ракету, он трубил в кривой красивый рог и вращал над головой громаднейшую сеть.

— Билли-Иван! — ахнули все разом. — Неужто в сказках не врут?!

— Боевая тревога, он хочет нас заарканить! — гаркнул командир. — Меняем курс!

Но умная ракета уже сообразила, какая опасность грозит им всем, и пулей шарахнулась в сторону, увлекая за собой остальные корабли, она развернулась в пространстве, как тяжёлая бочка с вином на щербатом причале, и понеслась без оглядки назад, к Земле, а вдогонку пришельцам летела, разматываясь, никогда не ведавшая неудачи сеть рыбака, заброшенная твёрдою рукою Наездника Билли-Ивана.

Кавалькада уклонилась в самую последнюю секунду и, облетев вокруг Земли, без сил хлопнулась на сырую почву родной планеты.

— Билли-Иван! Он там, на Марсе! — едва переводя дух после жуткой гонки, пролепетал командир, когда встречающие обступили его ракету.

Вы думаете, дети, это и вправду был Билли Джонс-Иван Дурак Пустой Карман-Большое Сердце?

Послушайте, не вертитесь и послушайте, никто ещё ничего толком не знал и никто ещё ничему до конца не верил, и потому на Марс стартовала новая, сверхсовременная, ракета, в ней сидел новый экипаж и докладывал: «Самочувствие хорошее! Летим!». А когда они вернулись — это произошло на удивленье скоро, — командир взял трубку телефона и сказал: «Алло!», и после этого поведал, что никакого Билли-Ивана на Марсе нет и не было, а разъезжает по пустыням кто-то там на тракторе и пашет, и запахивает он настолько глубоко, что аж выворачивает целые горы, и из образующихся в почве щелей вздымается клокочущая магма, бьёт фонтанами в небо — от неё-то и пришлось спасаться, а тракторист, как ни странно, ракету даже не заметил — до того был делом увлечён.

Вот что приключилось, дети, и такая тут, я вам скажу, неразбериха в мире началась!.. Одни говорят: «Это Билли-Иван! Кто же ещё?!», другие на новый экипаж кивают, словом, споры, препирательства, покуда, наконец, какому-то умному человеку в голову не пришло:

— А давайте, — говорит, — спросим у самого старого кавказского джигита, Билли-Иван это или нет. Знаю я одного такого джигита, он сам Билли-Ивана ещё в детстве видел, вот его и спросим. Покажем фотографии. Если это и впрямь Билли-Иван, то он узнает сразу.

Делать нечего, согласились все, и привёл их человек к своему знакомому джигиту из аула Ширван-Фью, старому-престарому, так что он уже еле ноги передвигал, но имя своё помнил и весьма гордился им — Мехмедмислимбюльбюльоглыкаразаде, что, по его словам, примерно означало: «Посмотри — и тогда увидишь, пощупай — и тогда узнаешь, выкинь вздор из головы — и тогда всё поймёшь».

— Скажите, — спросили его дотошные репортёры, показав пачку отменных фотографий, которые были сделаны с орбиты Марса, — это Билли Джонс-Иван Дурак Пустой Карман-Большое Сердце или нет?

— Мн-э-эу… — произнёс джигит и запустил немытый толстый палец в левую ноздрю своего длинного носа, что ясно говорило: «Я-то знаю, а вот вам с того какой, не понимаю, прок?», но потом он палец вынул и артачиться не стал, поскольку осознал, что от одного правдивого слова, может, весь мир зависит, всё его благосостояние и весь прогресс, и тогда он почесал за правым ухом и сказал: — Билли-Иван… Хороший был… Кбк пил вино! Кбк ел барана!.. Это он!

— Да неужели? — ахнули репортёры.

— Когда мой дед говорит, он говорит святую правду, — ответил старый джигит.

— Так у вас ещё есть дед? Он жив?! — вскричали репортёры, чувствуя себя облапошенными: ведь этот горец почитался самым старым на Земле, а теперь получалось, что на деле он — едва ли не сопляк, мальчишка!..

— А то как же! — гордо выпятил грудь старый джигит. — Дух великого предка никогда не умирает! Никогда! А он мне шепчет верные слова.

Вот так-то, дети, горец сказал — значит, правда, ему всё известно, недаром у него такое звучное имя, недаром он самый старый на Земле; и тут вновь началась большая суета, впрочем, она никогда не утихала, просто люди занимались другими делами и не обращали на неё внимания, а тут такое произошло, такое вылезло наружу — только успевай вертеться!

Снарядили новую, совсем уж совершенную ракету, пронзила она небо и опять ушла к далёкому Марсу по давно накатанной дороге, которую тусклым светом озаряли из бесконечности звёзды-фонари.

Сидите, дети, смирно, вам надоело, вероятно, — я кончаю, ведь вы сами попросили рассказать вам сказку, а сказку тоже надо уметь слушать, потому что в ней всегда есть пусть и малое, но всё-таки зерно, и дело в том лишь, на какую почву оно упадёт: если веришь, оно прорастёт в тебе и поднимется целым деревом, и люди будут приходить к тебе в знойный день, чтоб посидеть в тени листвы, а ежели доверия в тебе ни капли — что ж, зерно усохнет, пропадёт, и тогда уж ты, пожалуй, явишься со временем под чьё-то дерево, да только не завидуй — сам был виноват…

Вы полагаете, на Марсе обнаружили Билли-Ивана? Ничего подобного!

Как скептики и предвещали, не нашли там никого, даже эхо его песен, звук его рога — и те исчезли, растворившись в холодных песках.

Нашли только камень и на нём — надпись: «Я ушёл, но вы меня найдёте! Я ушёл дальше».

И всё, ничего больше не было, и люди бы, пожалуй, вновь затеяли спор, чья это надпись, но вовремя спохватились, потому что вспомнили слова старого джигита.

Здесь был Билли-Иван! Без сомнений. Но он ушёл дальше, снова ушёл…

Ах, как меняются времена!

Скакал когда-то по планете Наездник Билли Джонс-Иван Дурак, но люди вторглись в его владения и отреклись от него, не признали его хозяином завоёванных ими земель, и он ушёл, и люди о нём позабыли, они оставили его только детям, которые читают свои книжки, а потом, повзрослев, смеются над прочитанным и вместе с ним над своим детством, над Билли-Иваном, бывшим когда-то их кумиром и учившим их любить неведомое и благородное…

А Наездник тем временем скакал и скакал, он знал, что люди, те лучшие из них, кто сумел сохранить в душе хоть каплю веры в сказку, вновь догонят его и тогда поделят с ним открытый мир, — он не очень спешил, надеясь на лучшее, и люди действительно его настигли, он даже хотел поймать их в свою сеть, чтобы они увидели его вблизи и снова приняли как друга, но он промахнулся — будем справедливы, ведь, наверное, не в первый раз? — а люди явились опять, и теперь уже, чтобы нарочно отыскать его, однако Билли-Иван по-другому решил: их дружба, их союз не будут прочными, во всяком случае сейчас, рано или поздно его осмеют, как и прежде случалось, и он ушёл, ещё дальше, дожидаясь лучших времён, ослеплённый горем и потому не ведая, что эти времена настали: люди заново поверили в него и ощутили в нём нужду — как видно, гордый старый горец оказался верным другом Наездника Билли-Ивана, возродив в мире веру в забытую сказку.