Татьяна Чернявская - Пешки

Ихвор Важич с трудом оторвал отяжелевшую с недосыпа голову от столешницы и рассеянно потёр ушибленную голову. Спать хотелось до рези в висках и неприятной слабости в мышцах, но столкновение лба с кленовой вытертой поверхностью внесло толику ясности, скорее болезненной, чем плодотворной. Мужчина потянулся к кружке с холодным несладким кофе практически чёрного цвета. Под руку попался карандаш, пряжка и огрызок от пирожка с яйцами и луком, что оставила забегавшая к папе с пайком служанка. Кружки не было. Ихвор оглядел свои скромные владения в поисках такой незаменимой подпитки для бодрости, но взгляд наткнулся только на расстеленную на спинке стула карту. Его слегка смутило, что карта брата, уже давно потерянная и забытая, оказалась в его кабинете, хотя была неоднократно замечена поблизости от них незабвенной маман. Смысл же мелких рябящих в глазах условных обозначений дошёл до него с заметным опозданием.

— Писе-е-ец, — всё ещё не до конца веря увиденному, протянул враз охрипшим голосом мужчина, срывая со стула карту и нервно раскладывая её поверх вычислений.

Перешедшая в полное пользование энергичной и вездесущей Альжбетты Важич, карта являла собой зрелище унылое и немного жалкое. Обтрёпанные местами откровенно измочаленные края уж не спасал двойной слой пищевой плёнки, отчаянно бликующей в любой точке обзора. Неизвестно каким образом (скорее всего, нескончаемыми уговорами и угрозами) не имеющая никаких способностей к чародейству жена Главы Замка Мастеров умудрилась перенастроить карту боевиков базовой комплектации, но поверхность упрямо показывала лишь светлячки членов семьи и ближайших подруг эксцентричной особы. Возле каждой метки содержался поясняющий зачастую весьма едкий комментарий госпожи Важич. И можно было бы вполне умилиться, что маман нашла место и его не родившейся дочурке, поставив жирную точку посреди Дилиной метки, если бы не другой значок.

Точка «Арни — опять куда‑то смылся — оболдуй» пульсировала, нет, скорее изредка вспыхивала, загораясь неравномерно и косо. Лучше бы вообще не горела: можно было предположить, что мелкий просто закрывается от наблюдения или его закрывают. В этой же пульсации чудилось нечто зловещее. Слабый свет и нервные вспышки, как от испаряющегося фона или едва держащегося резерва, что совершенно не соответствовало привычно высокому уровню их семейного вундеркинда. Зато очень и очень напоминало постепенно рассеивающееся излучение трупа, при том труппа кем‑то транспортируемого в сторону столицы.

Ихвор сломя голову рванулся к шкафу и выудил из‑за книги маленький, конфискованный на границе хрономер [27] Хрономер — артефакт, созданный для отслеживания изменений происходящих с неодушевлёнными предметами; в зависимости от строения и энергетической ценности способен создавать условно — материальные иллюзии краткого воздействия, воспроизводящие внешний вид вещи вплоть от момента её создания. , неизвестного производства. Приложив артефакт к карте, мужчина ещё раз проследил движение метки брата. Чем дальше отматывались события карты, тем мрачнее становилось лицо Мастера — Алхимика.

— Да чтоб тебя ляснуло! — даже немного растерялся чародей, следя за тускловатой вспышкой силы возле Станишек, заметной даже на обработанной мамой карте.

От неожиданной догадки Ихвор почудилось что‑то близкое по ощущениям к инфаркту. Сама мысль, что беспутный братец может быть связан с появлением некроманта, или, ещё хлеще, этим самым некромантом являться настолько обескуражила его, что почти вызвала приступ удушья. Не то, чтобы их отношения можно было возводить в эталон братской любви и взаимопонимания, напротив, основным чувством между ними всегда было раздражение и терпение, но даже в самых страшных кошмарах Ихвору не могло привидеться, что Арн переметнётся на сторону противника или сам займёт вакантную должность. Для этого младший брат был, пожалуй, простоват. Да и по складу характера являл собой скорее излишне самостоятельного исполнителя, чем самоуправца.

Когда первый шок прошёл, мужчина взял себя в руки и начал спешно собираться, проклиная собственную рассеянность, ибо днём показываться в таком виде, в котором он прилетел в Замок, было, по меньшей мере, не солидно. Куртка ещё могла потерпеть, но грязные старые штаны не находили себе оправданий. Ихвор тяжело вздохнул, закрыл кабинет и направился к чёрному ходу, чтобы лишний раз не мозолить глаза персоналу в таком непрезентабельном виде. Отец ещё до рассвета вернулся домой толи досыпать, толи успокоить разволновавшуюся маму, толи по ещё какой одному ему ведомой причине, а пользоваться болтуном для передачи настолько конфиденциальной информации было совсем не сподручно. Да и не помнил он, куда вчера в спешке засунул свой артефакт.

Чёрный ход полностью соответствовал своему названию и был не многим освещённее туннелей в черьвьих норах [28] Черьвьи норы — вид городского чародейского транспорта, представляющий собой сеть глубоких подземных тунней, по которым с определённой периодичностью курсируют зачарованные дрессированные черьвьи. Как вид транспорта дорог и весьма накладен в содержании, поэтому встречается только в крупнейших городах представляясь элементом престижа государства. . Он не был грязен или захламлён, но на светляках завхоз здесь явно экономил. Зато он тянулся практически в самой стене, позволяя почти незаметно обходить все административные помещения. Вероятнее всего раньше это было коридором для слуг или тайным ходом на случай бегства хозяев.

— Мряу! — раздался из темноты пронзительный кошачий вопль.

Общественная сиротинушка, весившая стараниями всего обслужившего персонала уже почти полпуда, обладала несравнимым по мерзости и насыщенности голосом. Тихо ругнувшись на нерадивых работников, запустивших Маську в закрытый ход и искренне пожалев, что темнота не позволяет ещё раз, как следует пнуть крикунью, чтоб не бросалась под ноги, Ихвор пошёл дальше, благо до вожделенного выхода было не так далеко. Ещё думая о том, как выудить из тёмного коридора перепуганную кошку, он потянул за ручку двери, обычно тугой скрипучей и не податливой, в этот же раз легко распахнувшейся. Яркий полуденный свет после темноты чёрного хода ударил по глазам, заставив чародея непроизвольно зажмуриться.

В воздухе пронёсся странный, смутно знакомый свист. В грудь впилась острая боль. Свет снова погас, сменившись полной темнотой.

— Ох и выдерут же тебя! Ей Богу выдерут! И розги ещё в соли смочат! — не без затаённой радости продолжал измываться печник, довольно причмокивая толстыми губами и очень ехидно щуря глаза, подобно разъевшемуся хозяйскому коту самой наглой породы.