Лана Туулли - Алхимические хроники

Гавк бодро отсалютовал лапой.

— Что-то случилось, мэтресса? — вернулся инспектор Клеорн. Далия повернулась, загораживая юбками тактическое отступление дворняжки.

— Что, вы уже поймали? так быстро?

— Не могу же я бросить вас одну надолго! — сыщик, поморщившись, попробовал, открывается ли правый глаз. Далия заохала и предложила показать травму мэтрессе Розанне, на что сыщик ответил, что ее внимание и забота, ее высокая научная квалификация и сап… соп… сапиенсологическая специализация повергают его в шок и трепет, и что, конечно, он всячески поощряет эксперимент по усовершенствованию кареты скорой помощи…и т. п., и т. д….

Одним словом, труды по поискам мгновенно отошли в прошлое, а мотивы неизвестных злоумышленников превратились в тайну, покрытую мраком. Мэтресса Далия искренне пожалела горе-преступников, который цепко держал за руки добросовестный Ницш, и не стала объяснять Клеорну судьбу пропавшего блокнота — как не стала объяснять, что на той улице, куда инспектор ее завёл, отродясь не было лавки писчих принадлежностей. Так они и бродили до поздней ночи — сначала до Королевского Музея, посмотреть на новый эпохальный шедевр, посвященный подвигам принца Роскара, — потом по набережной Алера, смотреть, как по реке плывут украшенные яркими тентами лодки с пышно наряженными фриоларовыми кузинами, потом зашли Оперу, морально и эстетически осудить громкую премьеру… Ну, забыли они о существовании студентов, преступников, пропаж и интриг, — с кем не бывает подобного счастья?..

21-й день месяца Паруса

В то время, как в горах Восточного Шумерета проходил «междисциплинарный алхимико-магический эксперимент» мэтра Лотринаэна, принцесса Ангелика, не подозревая о трепетных заботах подчиненных относительно устройства ее личной жизни, занималась своими прямыми обязанности — участвовала в деятельности экзаменационной комиссии.

Комиссия заседала в саду замка Фюрдаст — свежая летняя зелень, прохлада фонтанов и искусственных ручейков приятно контрастировала с серо-бурыми каменными стенами. Растительности летней королевской резиденции патронесса Министерства Чудес тоже покровительствовала по мере своих скромных возможностей — присылая учеников магов Зеленой школы на прополку. Дорожки, бордюры, клумбы, ровно подстриженные деревца являли собой триумф принцессы Ангелики — не как дизайнера по ландшафту, а как инспектора по стрижке газонов; конечно, аккуратность парка Фюрдаста с магической роскошью и величавым великолепием Лаэс-Гэора не сравнить, но для родного Кавладора сойдет. Тем более сейчас, в месяц Паруса, когда солнце превращает Талерин в адскую сковородку, а Королевский дворец — в нечто наподобие раскаленной духовки.

Около фонтана в виде огромного бронзового дракона, высоко задравшего голову и выпускающего из пасти нескончаемый поток воды вместо столь ожидаемого огня, на мощеной разноцветным камнем площадке, принцесса Анна — старшая из дочерей короля Гудерана и королевы Везувии, сегодня экзаменовалась на предмет знания дворцового этикета.

Под сенью серебристого ясеня сосредоточенно наяривала арфистка; скрипач и альтист использовали краткие минуты отдыха, чтобы глотнуть чего-нибудь освежающего, а гитарист хмуро листал ноты. Придворный маг, мэтр Фледегран, сейчас что-то деловито обсуждающий с министром Ле Пле, уже второй раз за утро обновил заклинание «Зимнего шатра», чтобы гости не страдали от летнего зноя. Принцесса Ангелика и ее невестка, королева Везувия сидели в мягких креслах, немного в стороне от остальных гостей… то есть, конечно же, членов экзаменационной комиссии, и почти синхронно обмахивались веерами. У принцессы был цинский, из шелка и слоновой кости, элегантно дополняющей ее кремовое платье с вышивкой на рукавах; королева пользовалась веером из страусовых перьев. (Рассказать о наряде Везувии просто не представляется возможным — осьмушка эльфийской крови, доставшаяся ей, позволяла завернуться в банное полотенце — и тогда оставаться изысканной, элегантной и царственной.) У младшей сестренки экзаменуемой, принцессы Дафны, пристроившейся рядом с матушкой и тетушкой, в руках был украшенный бисером флажок, которым она создавала вокруг себя миниатюрное торнадо. Дафне недавно исполнилось двенадцать, поэтому царственная элегантность, с которой Везувия и Ангелика использовали свои опахала, была для нее чем-то недостижимым и манящим, как, например, для мэтра Лотринаэна — продвижение по службе.

Едва не опоздавший на экзамен министр Спокойствия рассказал что-то секретное придворному магу — отчего мэтр Фледегран закашлялся, не в силах совсем проглотить рвущийся наружу смех; Ангелика нахмурилась и подумала, что потом надо будет обязать Гудерана обязать Ле Пле собрать дополнительную информацию относительно допущенного к экзамену стимульного материала. То есть — приглашенных на первый официальный прием принцессы Анны гостей.

Ну, герцога Тирандье принцесса Ангелика знала, как облупленного. Вот он, прогуливается около фонтана — в малиновом камзоле, ярких желтых чулках и дико рыжем парике. Надо будет запретить парики, — решила принцесса, — герцог и так не король красоты, а в парике выглядит еще кошмарнее. Дочка герцога, по-идиотски хохочущая девица лет семнадцати, вилась рядом с Анной, волнующейся, бледной и постоянно вытирающей вспотевшие ладошки о подол белого платья. У Мелорианы круглое, румяное смазливое личико, голубые глазки, слегка рыжеватые локоны уложены в искусственный хаос под названием «Дитя Природы», она легко смеется, показывая жемчужные зубки, и Анна нервически вторит ей. Ангелика пожалела племянницу, и сурово снизила на пол-балла оценку за выдержку — надо будет провести беседу о том, можно ли пугаться обыкновенного официального чаепития, или же нет.

Лучше бы принцесса Анна брала пример с другой гостьи — дочери графа Росинанта, пристроившейся чуть позади, поближе к столу с пирожными и бутербродами, — решила Ангелика. Элоиза Росинант была прямо-таки воплощением спокойствия. Надо будет потом поинтересоваться у Синтии, в чем секрет воспитания — когда Ангелика приглашала Росинантов прошлым летом, Элоиза, мало того, что съела угощение до того, как его донесли до стола, еще и постоянно смущалась, хихикала, покусывала крепенький кулачок, когда бутерброды кончились, и постоянно краснела, как перезревший помидор. А сейчас — приятно посмотреть; похудела, подтянулась, стала более величавой и держится со скромным достоинством.

Кроме семейства Росинант и Тирандье присутствовал граф Умбирад с женой и двумя дочерьми — ну, эти ничего интересного не представляют. Графиня Умбирад женщина скромная, хозяйственная, тихо беременная. Вон она, сидит на мраморной лавочке под пышно цветущим кустом вьющихся роз, с каким-то вязанием в руках. Дело хорошее… Трудолюбие одна из немногих добродетелей, относительно которых у большинства религий нет претензий друг к другу. И умбирадские девчонки не доставляют особых хлопот — старшей лет тринадцать, младшей девять, обе раздавлены оказанной честью — присутствовать на званом чаепитии принцессы Анны, держатся за руки и, кажется, даже боятся дышать. Проблем можно ожидать только от отца семейства — тот, если и способен о чем-то рассуждать — это о чистоте лошадиной породы, которую начал разводить его предок; а стоит Умбираду выпить лишнего, он начинает ржать, требовать сена и веселым галопом отправляется на скачки. Еще кусты поломает, с пьяных-то глаз…