Анджей Земянский - А если Бог это я?

Парень все время крутил головой. С любопытством он касался ладонью различных фрагментов оснащения боевой машины.

— Но ведь этот бронетранспортер ты не создал, правда?

— И да, и нет. Ты такую возможность допускаешь, так что создать ее мог я. Как будто не допуская, что если бы в этом мире не было, к примеру, огня, процесса сгорания, то эту хрень нельзя было бы запустить ни за какие коврижки…

Казалось, Игорь мало чего понимает. Он создал себе свой маленький, сотканный из проекций собственных страхов мирок, в котором, все же, сумел избавиться своего величайшего кошмара из яви. Вот интересно, все вокруг не было слишком дружелюбным, и все же лучшим, чем то, что творилось в реальности. Парень не был в состоянии сотворить Эдема. Он не мог полностью освободиться от страхов, потому он перенес его в другие регионы. Темнота, мрачные деревья, пустота… Инстинкт подсказал ему, что лучше бояться чего-то неопределенного, имея действующие руки и ноги, чем торчать в «дружелюбном» мире полностью парализованным. Неисповедимы пути больного ума.

«Росомаха» остановилась перед небольшим озерцом. Ружицкий повел по нему лучом прожектора, размещенного в башенке.

— Какая-нибудь рыба здесь имеется? — спросил он.

— Не знаю, — пожал парень плечами. — Если и есть, то наверняка пираньи, — он нервно потер подбородок.

— Закинь туда гранату. Поглядим, что выплывет.

— А вдруг ядовитые змеи? Может, не надо…

— Ну, если выплывут, они и так уже будут дохлыми.

— Но мне змеи противны…

— Слабак! — Ружицкий опустил ствол пушки и дал пару залпов. Машиной хорошенько тряхнуло. Какое-то время они вообще ничего не могли слышать. Уставившись в ноктовизоры, они следили за поверхностью воды.

— Э-э, ничего и не выплыло. Тебе еще следует поработать над этим миром, сделать его более дружелюбным.

— Но как?

— Просто пожелай. А твой рациональный разум сделает все остальное.

— Но ведь я не умею.

Ружицкий открыл люк и выскочил на броню. Увидав серебряный отблеск, позволивший увидеть блестящую поверхность озера без тепловизора, он улыбнулся.

— А ведь умеешь.

— Но…

— Высунь-ка голову, — он подождал, пока тот не выполнит приказ и указал пальцем. — Видишь? Луна уже имеется.

Игорь сморщил брови.

— И… это я его сотворил?

— Ну, наверняка уж не я, — Ружицкий отнял бинокль от глаз. — Лично я знаю, как выглядит Море Спокойствия, так что сделал бы его гораздо лучше, чем на этой дешевой подделке.

Игорь хотел было что-то сказать, но передумал. Скорее всего, он плохо слушал соответствующий урок в школе, или же с памятью на карты у него было не ахти.

— А не означает ли это, что в таком случае завтра здесь будет день?

«Умный сукин сын».

— Да. Ведь Луна отражает свет Солнца.

— А… А Луну можно будет как-то поправить?

— Да.

— А вы в любой сон можете входить? — неожиданно сменил тему Игорь.

— Да, — в третий раз ответил Ружицкий.

— А я?

— Нет. Но я могу отвести тебя к кому-нибудь из знакомых, прежде чем здесь появятся другие люди. Во всяком случае, поболтаешь с кем-нибудь.

Парень даже подскочил на месте.

— И к Гире тоже? — Он вспомнил парализованного, как и он сам, парня, который приезжал к нему в гости на инвалидной коляске. — У него тоже имеется такой сон?

— Почему бы и нет. — Ружицкий слегка усмехнулся. — Только гляди, не слишком удивляйся.

— А сейчас мы можем это сделать?

Вздох вовсе не был деланным.

— Элементарно. Но не забывай, ты сам этого хотел.

Советская артиллерия обстреливала Варшаву с противоположного берега. Разрывы были довольно-таки отдаленными, но при каждом из них Игорь инстинктивно приседал. Вместе с Ружицким он пробирался среди бежавших в противоположном движении солдат.

— Ой беда, ой беда! — кричал какой-то отчаявшийся гражданский. Несколько семей, тянувших тележки со скарбом, прижалось к стене каменного дома, чтобы не попасть под копыта кавалерийского соединения, скачущего по центральной улице.

Ружицкий потянул совершенно дезориентированного Игоря за временную баррикаду из мешков с песком, подошел к какому-то офицеру.

— К Начальнику!

— А пан кто таков?

— Сообщение государственной важности!

То ли генеральский мундир, что был надет на Ружицком, то ли «ходы», что были у него в этом мире, но офицер вникать не стал. Он повел их прямиком в командный пункт в угловом доме. Они прошли мимо постов из солдат-фронтовиков в полевых мундирах и по широкой лестнице прошли в штаб на втором этаже. Офицеры, собравшиеся возле карт, были, правда, похожи на персонажи со старинных фотографий, но вот о Пилсудском этого никак сказать было нельзя. Гиря, несмотря на наличие пышных усов, был слишком молод для роли Начальника [23] Пилсудский (pilsudski) Юзеф (1867–1935), польский политический и государственный деятель, маршал Польши (1920). Один из лидеров Польской социалистической партии. В 1919–1922 годах глава государства («начальник» государства). После осуществленного им в мае 1926 года государственного переворота установил в стране авторитарный режим, действуя в качестве военного министра (1926–1928, 1930). . Но никто вокруг на это внимания не обращал.

Офицер, который привел их в штаб, молодцевато дорожил. Гиря его проигнорировал и сразу же подошел к неожиданным гостям.

— Бли-ин [24] А вы думали, что только русские способны придумать удачный паллиатив для собственного ругательства? У поляков с давних времен имелась kurwa, но вот где-то с начала 80-х в молодежном жаргоне появился «kurde» — звательная форма от kurd, что можно перевести и как «курд» (национальность), и как сокращение от «kurdupel» — «коротышка», «огрызок» (презр.); где-то в это же время распространился и наш «блин». — Прим. перевод. , Усрись уже среди живых. — Он подал руку ровеснику. — Как вам, пан доктор, удалось сделать это так быстро?

— Похоже, пока что его мир тебе бы не понравился, — буркнул Ружицкий.

— Да я ведь тоже начинал потихоньку. — Гиря похлопал Игоря по бицепсу. — Ну, настоящий Шварценеггер. Я поначалу был похож на Рэмбо.

Ружицкий склонился над ближайшей картой, что лежала на штабном столе.

— И как там акции Тухачевского? Он все еще мечтает завоевать весь мир?

— Мы с генералом Розвадовским [25] Генерал Тадеуш Розводовский — начальник штаба у Пилсудского. как раз планируем один такой небольшой маневр, который заставит его поломать голову.

— Ээээ… повторение действительности.

— С чего вы взяли? В реале они бы от изумления речь потеряли. Мы пишем историю наново.

Ружицкий кивнул.

— Ну да, я слышал, как ты наяву обсуждал что-то с историком. Тем самым, которому трамвай отрезал ноги.

— Не-е. Маневр выдумал я сам.