Татьяна Устименко - Хроники Рыжей (Трилогия)

Но Генрих не собирался отступать от столь заманчивого плана. Он вытащил из ближайшего сундука роскошный женский наряд и чуть ли не насильно натянул его на Ланса, предварительно запихав в лиф парчового платья несколько тряпок. Подчернил угольком огромные зеленые глаза полукровки и украсил его длинные волосы изящной золотой диадемой.

– Где твоя помада? Накрась губы пожирнее! – приказал барон.

Ланс нехотя подчинился.

– Бесподобно! – экзальтированно хлопая в ладоши, заявил сильф. – Вот и помада розовая, в сиреневеньком футлярчике, пригодилась. Был у нас Лансанариэль, а стала – Лансанариэлла!

Полуэльф кисло улыбнулся.

– Утром отправимся к киктам! – продолжал командовать барон. – Изображая невинную эльфийскую девушку, ты быстренько очаруешь этого, как его… Баргуша, поцелуешь разок – и дело сделано, дага наша!

– Ну–ну, – хмуро проворчал Огвур, – почему–то я сомневаюсь, что кикт удовольствуется одними только поцелуями…

Но де Грей пропустил возражение орка мимо ушей.

Остаток ночи прошел спокойно. Смачный храп Огвура, многократно усиленный подземным эхом, шквалом разносился по разгромленному залу, порождая загадочные звуки, сильно смахивающие на чей–то гомерический хохот. Вымотавшийся на магическом поединке некромант дрых без задних ног, не обращая ни малейшего внимания на выводимые орком рулады. Привалившись под бочок милого дружка, томно почивал красавец полуэльф, вполне довольный моральной победой, одержанной над своим давним насмешником – Генрихом. Белое, расшитое жемчугом платье шло Лансу необычайно, делая его похожим на юную прелестную невесту, предназначенную для могущественного принца. Закутавшись в плащ Марвина, смирно посапывал спасенный отрок, чудом избегнувший страшной участи стать безвольным вместилищем для духа возмечтавшего об экстремальном омоложении колдуна. Генрих поначалу добровольно принял на себя обязанности караульного, но потом здраво рассудил, что опасаться им нечего, и решил последовать заразительному примеру друзей. Но не тут–то было – барону не спалось… Да и как, спрашивается, вообще можно уснуть при столь жутком храпе, если от ритмичного дыхания могучего тысячника у Генриха развеваются волосы, а от издаваемых орком звуков звенит в ушах? Кстати, если бы в кургане еще оставались способные восстать из гробов трупы, они бы уже точно воскресли, чтобы намылить шею источнику сего кошмарного шума и вернуть себе могильное безмолвие! Право же, сегодня барон почти уверовал в то, что в факте смерти тоже имеются свои положительные моменты, ибо мертвые – не храпят.

Генрих переворачивался с боку на бок, закутывал голову обрывками погребальных покровов, засовывал ее в огромный серебряный котел, но ничто не помогало. Чудовищный храп проникал повсюду, упорно ввинчиваясь в мозги и буквально вынимая душу из тела. Сильф пробовал считать овец, но несчастные подопытные животные тоже не выдержали натиска убойной звуковой волны, создаваемой орком. Они категорически отказывались прыгать через мысленно возведенное препятствие, упирались, нелепо растопыривая копытца, жалобно блеяли и дохли, будто мухи.

«Интересно, а кого считают овцы, когда не могут заснуть! – абстрактно подумал Генрих, почти сожалея о том, что попавший в бога удар не достался Огвуру. – Еще бы вспомнить, чего там Марвин болтал про турбулентности и аэродинамический эффект… Хотя нет, такую тягу, как у Огвура в соплах, ничем не заткнешь…»

А вот идея с затыканием почему–то показалась барону перспективной. Он отщипнул два кусочка мягкого хлебного мякиша, скатал в шарики и плотно закупорил себе уши этими самодельными затычками… И все сразу же изменилось – теперь Генриха окружила благодатная тишина, неся долгожданное успокоение. Хлебные беруши не пропускали ни звука. Сильф с наслаждением зевнул, умостился щекой на сложенные лодочкой ладони и мгновенно погрузился в глубокий сон…

Генриху снилось невиданное и не пробованное доселе блаженство, причем в самой своей изысканной и недоступной форме. А точнее – в форме Ульрики… Она примерещилась ему полностью обнаженной, прикрытой лишь своими прекрасными распущенными медно–рыжими волосами. Сладострастно прижмурив миндалевидные зеленые глаза, принцесса манила барона к себе, призывно сгибая розовый пальчик… Сильф замычал от счастья и горячо обнял возлюбленную, утыкаясь лицом в ее роскошные локоны… Но возлюбленная вдруг начала неистово вырываться из его объятий, отпихиваясь и брыкаясь…

– Уй! – Плохо соображающий спросонья барон получил увесистый удар в лоб, отбросивший его на пару шагов. – Ульрика, милая, зачем же так сильно?

Но принцесса не ответила…

Тогда Генрих осторожно приоткрыл правый глаз, пытаясь разобраться в происходящем. Но вместо отвергшей его возлюбленной он неожиданно увидел разъяренного Огвура, беззвучно разевающего рот и угрожающе потряхивающего своими пудовыми кулаками в опасной близости от носа барона. При этом из гневно распахнутой орочьей пасти не доносилось ни звука…

«Бог Бран отомстил нам за поругание! – с ужасом подумал Генрих, сочувственно вглядываясь в перекошенное, багровое от натуги лицо здоровенного тысячника. – Он лишил моего друга голоса!»

И можно себе представить, насколько сильно возрос испуг совершенно запутавшегося сильфа после того, как к Огвуру присоединился возмущенно топающий ногами Марвин, беззвучно раскрывающий рот с тупым упорством выброшенной на берег рыбины. У Генриха предательски затряслись коленки, а в горле пересохло от ужаса. Похоже, кроме дара речи его товарищи также лишились и рассудка…

«И как же я теперь должен добывать волшебную дагу в компании эти идиотов? – опасливо подумал барон, недоуменно всматриваясь в фигуру некроманта, уродливо скрючившегося, будто в припадке эпилепсии. – Что же теперь делать, у кого искать помощи?»

С раннего детства привыкнув к строгой дисциплине ордена некромантов, Марвин всегда просыпался на заре, с первыми лучами солнца. Так случилось и на этот раз. И пускай ни единый проблеск внешнего света не сумел проникнуть внутрь мрачной громады погребального кургана, внутренние часы молодого архимага сработали безотказно. Юноша протер припухшие глаза, немного слезившиеся от почти потухшего факела, еще слегка чадившего последними жалкими струйками едкого дыма, и настороженно огляделся. Что–то было не так!

Он поднял плащ, сползший с плеча ровно посапывающего Альдрика, и с немалым удивлением уставился на Генриха, пылко обнимающего разметавшегося во сне Огвура и уткнувшегося носом в его волосы. Некромант растерянно пожал плечами.

«И что это за странная блажь на Генриха нашла? – озадачился он, с любопытством рассматривая сильфа, страстно прильнувшего всем телом к мускулистому торсу орка. – И что на это скажет Ланс?»