Татьяна Устименко - Хроники Рыжей (Трилогия)

– Ловко! – Орк шипел, как разъяренный кот. – Она поможет нам больше, чем надеется сама. Ловко она тебя подставила!

– Да, – я кивнула. – Ты прав. Это письмо предназначалось совсем не моему сводному брату. Это письмо задумано как ловушка, призванная натравить на нас барона. Ринецея умна и готова добиваться своего любым способом.

– Ваше высочество! – Пампур умоляюще сложил пухлые руки. – Вашей жизни угрожает страшная опасность. Демоница будет изобретать все новые и новые способы уничтожить опасную для нее противницу.

– Ну, это мы еще посмотрим, – ободряюще похлопала я барона по плечу. – Я тоже умею драться. Вот только никогда не стану обманывать и подло бить в спину.

– А с ней нельзя по–другому, – буркнул Ланс.

– Можно, – улыбнулась я. – Зло всегда в итоге обращается против своего создателя. И наша задача – помочь этому повороту.

– Мелеана, приказывай, – склонил голову орк, – мы будем помогать тебе во всем.

– Да, да! – поддержали его остальные.

Я нахмурила лоб и ненадолго задумалась:

– Мне хотелось бы увидеть гонца, везшего письмо. Он еще в замке?

– Он в подземелье, ваше высочество, – ответил молчавший до этого Вин. – Но я думаю, что он простой деревенский парень, даже не догадывающийся об истинной сущности своей госпожи.

– А вот это можно проверить!

– Как? – удивился Сугута.

Все прочие смотрели на меня с не меньшим недоумением.

– Вин, отведи нас к узнику, – попросила я.

Мы цепочкой спускались по винтовой лесенке, следуя за Винфридом, факелом освещавшим нам дорогу.

– Рыжая, – тихонько позвал Ланс. Видимо, он не хотел, чтобы фамильярное обращение услышал еще кто–либо, кроме нас.

– Ну? – Я оглянулась на полукровку. На фоне серых каменных стен лицо полуэльфа, обрамленное пепельными волосами, удерживаемыми серебряным обручем с мелкой алмазной крошкой, казалось сказочно прекрасным. В этот миг он напомнил мне моего дядюшку Лионеля, и я впервые подумала о том, что в сущности ничего не знаю о внешних отличиях эльфов, происходящих из разных кланов.

– Слушай, Ланс, – так же тихонько спросила я, – ты знаешь, из каких краев был родом твой отец?

– Нашла что вспомнить, – сердито огрызнулся полукровка. – Нет, мать никогда о нем не рассказывала. Я знаю лишь то, о чем сплетничали за нашими спинами. А меня всегда называли незаконнорожденным.

– Хм. – Я недопонимала чего–то важного, ускользавшего от меня. – Значит, все твои выводы об отце построены вовсе не на достоверной информации, а только на злословии окружающих?

– Да… – Ланс недоуменно примолк. – Разве этого мало? Мать точно изгнали из отчего дома после того, как она родила меня. Она молчала о своем позоре до тех пор, пока беременность не стала слишком заметной.

– Ты знаешь, из какой семьи происходила твоя мать?

– Да.

– Тогда нужно будет попробовать разобраться в твоей истории – на мой взгляд, в ней слишком много нестыковок.

– Ладно. – В голосе полукровки прозвучала признательность. – Ты и Огвур, в общем–то, единственные, кто не смотрит на меня свысока и не отзывается обо мне пренебрежительно.

– Глупо и недостойно оценивать человека не на основании его личных качеств, а только на основании каких–то домыслов о происхождении, – опережая меня, сформулировал Огвур, идущий за Лансом и обладавший, как я это уже не раз замечала, отменным слухом.

– И вам обоим безразлично, что я незаконнорожденный? – недоверчиво спросил Ланс.

– Да хоть сын гоблина и кобылы, – усмехнулся Огвур. – Все равно ты хороший парень и наш друг!

Я не нашла, что еще можно добавить к словам орка, но в полумраке нашла руку полуэльфа и крепко ее пожала. Дрожащие, горячие пальцы Ланса робко ответили на мое пожатие.

– Так что ты хотел спросить? – Я вернулась к невысказанному вопросу.

– А, – полукровка старался вспомнить сбитую мысль, – я хотел узнать, почему ты думала, что барон опознает твой кулон?

– Я не была уверена в своей догадке, но надеялась, что ему знакома вещь, которую я ношу с рождения и подобная которой есть и у моего брата. Барон, – громко позвала я.

– Да, ваше высочество, – немедленно откликнулся де Кардиньяк, замыкавший наш маленький отряд.

– Господин барон, расскажите, пожалуйста, о Камне Власти и кулонах наследников.

– В тронном зале королевского дворца находится огромный изумруд, – тут же услужливо начал Пампур, – никто не знает, кем и когда он был установлен. Но известно одно: как только у очередного короля рождается наследник или наследники, от Камня сами собой откалываются куски, которые принцы и принцессы и носят в качестве кулонов до тех пор, пока не назревает момент передачи престола. При проводимой церемонии все осколки прикладываются к Камню Власти. Но обратно камень принимает всего лишь один, отторгая прочие, владелец которого и становится новым королем или королевой. Существует предание, гласящее о том, что Камень сам выбирает самого достойного претендента, каким–то неведомым образом оценивая его физические и духовные качества.

– И не обязательно им станет старший из королевских детей? – поинтересовался Огвур.

– А вот это совершенно верно, – подтвердил барон.

– Если я все правильно понял, то Камень сам выберет, кто будет править – Ульрика или ее брат? – переспросил Ланс.

И вновь барон утвердительно кивнул головой.

– Мы пришли! – возвестил Вин, останавливаясь у одной из камер. Дверью в это помещение служила не железная решетка, а настоящая деревянная створка с массивным замком, который открыли ключом, хранившимся в кошеле на поясе у Сугуты. Вин вошел первым и укрепил факел в настенном кольце, освещая крохотную каморку. Я склонилась над лежащим на топчане человеком, стараясь рассмотреть его черты. Совсем молодой мальчишка, болезненно бледный и худой, с давно нечесаными бесцветными волосами. Нос картошкой, узкий лягушачий рот. И правда, обычный деревенский парень. Но уж слишком неприметный, слишком не запоминающийся. Интуиция подсказывала мне, что все здесь не так просто, как казалось на первый взгляд.

Парень открыл глаза, которые оказались мутно–серыми. Опять – никакие глаза. И взгляд никакой, ничего не выражающий. Ни испуга, ни удивления, ни вопроса не отражалось в этом взгляде. Только безразличие и тупость.

Я подтянула ногой кривую табуретку, имеющуюся в камере, и села около пленника. Мои спутники подпирали стены, с интересом наблюдая за предпринимаемыми мной действиями. Пленник остался безучастно лежать на одеяле, не сводя с меня водянистых, ничего не выражающих глаз.

Он мне не нравился. Я не могла объяснить странной антипатии, испытываемой по отношению к этому парню, но факт оставался фактом, заставляющим меня считаться со своими ощущениями.