Джек Вэнс - Вечная жизнь

Держа огонек прямо перед собой, Кугель двинулся вперед, а сердце его колотилось как бешеное в страхе перед тем, чего он и сам не мог определить. Он остановился, как вкопанный. Музыка? Воспоминание о музыке? Он прислушался и ничего не услышал, но когда он опять попытался продолжить свой путь, ноги его подкосились от страха.

Он высоко поднял пламя над головой и уставился вперед, в тесный коридор. Куда он вел? Что ожидало в конце пути? Пыльная пещера? Страна демонов? Благословенная земля Виссом?

Кугель вновь медленно тронулся в путь, каждую секунду ожидая, что что-то произойдет. Вскоре он наткнулся на иссохший коричневый шар: талисман, который он унес собой в прошлое. Сумма данным давно отделилась от него и исчезла в неизвестном направлении.

Кугель осторожно поднял этот предмет, который стал исключительно хрупок за миллион лет, и вернулся на каменную площадку. Вихрь по знаку Фарезма вновь перенес Ку-геля на землю.

Боясь гнева волшебника, Кугель молча протянул ему иссохший талисман.

Фарезм взял его и держал между большим и указательным пальцами руки.

— И это все?

— Больше там ничего не было.

Фарезм выпустил талисман из рук. Он упал, ударился о землю и мгновенно рассыпался в пыль. Фарезм посмотрел на Кугеля, глубоко вздохнул, затем повернулся и с жестом непередаваемого отчаяния отправился к себе.

Кугель облегченно вздохнул и пошел по дороге мимо рабочих, взволнованно толпившихся в ожидании приказаний. Они угрюмо смотрели на Кугеля, а ваятель двух-элевой категории кинул в него камнем.

Вскоре он прошел мимо места, где стояла деревня, в которой он чуть было не погиб миллион лет назад. Теперь здесь росли только старые деревья с корявыми стволами. Пруд давно исчез, и земля была сухой и твердой.

Внизу, в долине, было много руин, но ни одни из них не находились на месте древних городов Импергос, Таруве и Раверджаанид, о которых сейчас не осталось даже воспоминаний.

Кугель шел на юг. Позади него возвышались горы, которые очень скоро скрылись из вида.

Большую часть дня Кугель шел по пустынной местности, где не росло ничего, кроме сорной травы, затем, всего лишь за несколько минут до захода солнца, он дошел до широкой медленной реки, вдоль которой шла дорога. Справа от него, в полумиле, стояло высокое каменное здание, очевидно — гостиница. Это зрелище вызвало у Кугеля большую радость, потому что он ничего не ел весь день, а предыдущую ночь провел на дереве. Десятью минутами позже он уже толкал обитую железом тяжелую дверь и входил в здание.

Он оказался в вестибюле. По обеим сторонам от него находились высокие окна с разноцветными стеклами, сквозь которые заходящее солнце посылало тысячи отражений. Из общей комнаты доносились веселый шум голосов, стук тарелок и стаканов, запах старого дерева, скрип кожи, бульканье жидкости. Кугель вошел в комнату и увидел группу мужчин, собравшихся у огня. Они пили пиво и обменивались дорожными впечатлениями.

За стойкой стоял хозяин — коренастый человек, ростом всего по плечо Кугелю, с большой лысой головой и черной бородой длиной в целый фут. У него были выпуклые глаза с тяжелыми веками. Выражение его лица было таким же безмятежным и спокойным, как течение большой реки. На просьбу Кугеля предоставить ему на ночь комнату, он с сомнением почесал себе нос.

— Моя гостиница и так уже переполнена пилигримами, направляющимися в Эрзе Дамат. Те, кого ты уже видишь на скамьях, не составляют и половины людей, которых мне надо устроить на ночь. Я могу расстелить тебе матрац в зале, если тебя это устроит, но большего я сделать не могу.

Кугель разочарованно вздохнул.

— Это меня совсем даже не устроит. Мне очень нужна отдельная комната с хорошим диваном, окном на реку и тяжелым ковром на полу, чтобы заглушить песни и выкрики из общей комнаты.

— Боюсь, что ты будешь разочарован, — без всякого выражения в голосе сказал хозяин. — В нашей гостинице всего одна комната, подходящая под твое описание, и она уже занята человеком с желтой бородой — видишь, вот он сидит — по имени Лодермульч, который тоже путешествует в Эрзе Дамат.

— Возможно, в виду чрезвычайной необходимости, тебе удастся уговорить его уступить мне эту комнату и занять, матрац на полу вместо меня, — предложил Кугель.

— Сомневаюсь, что он способен на такое самопожертвование, — ответил хозяин гостиницы. — Но почему ты не спросишь его сам? Честно говоря, мне вовсе не хочется ввязываться в это дело.

Кугель, посмотрев не жесткое лицо Лодермульча, его мускулистые руки и слегка презрительный вид, с которым он слушал разговоры пилигримов, был склонен присоединиться к хозяину гостиницы в оценке его характера и не стал настаивать на своей просьбе.

— Похоже, что мне придется заночевать на матраце. А теперь насчет ужина: мне нужна дичь, соответствующим образом начиненная, поджаренная и с гарниром и какие-нибудь холодные закуски, которыми располагает твоя кухня.

— Моя кухня перегружена, и тебе придется есть чечевицу вместе с пилигримами, — сказал хозяин. — Единственная находящаяся в гостинице дичь опять-таки была заказана Лодермульчем на вечерний ужин.

Кугель раздраженно пожал плечами.

— Неважно. Я смою дорожную пыль с лица, а затем выпью кубок вина.

— В задних комнатах гостиницы есть вода, обычно используемая для этой цели. Притирания, масло и горячее полотенце я обычно подаю за дополнительную плату.

— Вода меня вполне устроит.

Кугель прошел в задние комнаты, где обнаружил ванну. Как следует помывшись, он огляделся вокруг и увидел на небольшом расстоянии от гостиницы амбар, сколоченный из бревен. Он подошел к строению, открыл дверь и заглянул внутрь, затем, глубоко задумавшись, вернулся в общую комнату гостиницы.

Хозяин подал ему кувшин отвратительного вина, которое Кугель взял с собой на скамейку, на которой уселся поудобнее.

У Лодермульча спросили его мнение о так называемых Возвеличенных Евангелистах, которые отказывались ставить свои ноги на землю и передвигались всюду с помощью канатов и проволоки. Резким голосом он стал объяснять все недостатки этой доктрины.

— Они считают, что возраст Земли двадцать девять веков вместо принятых двадцати трех. Они принимают за постулат, что на каждый квадратный эль почвы приходится четверть миллиона умерших и их пыль образовала верхнюю корку земли, ходить по которой кощунственно. С определенной точки зрения это имеет какой-то смысл, но посудите сами: пыль от одного трупа, разбросанная по поверхности в четверть эля, оставляет слой в одну тридцать третью дюйма глубины. Следовательно, общее количество трупов должно составлять корку пыли примерно толщиной в одну милю по всей поверхности земли, а это уже абсолютно ложно.