Дмитрий Подоляк - Велики Матюки

Прохаживаясь вокруг усадьбы, я обратил внимание, что искусная ограда из горбыля была сработана только с улицы. От соседей усадьба был отгорожена обычной сеткой-рабицей, а со стороны озера ограды не было и вовсе. Я осмотрел добротную баньку, старый, но очень ухоженный яблоневый сад, оригинальной конструкции теплицу и цветочные клумбы, безупречные формы которых привели бы в восторг самого взыскательного перфекциониста. В саду под сенью яблонь укрывалась уютная беседка с печью и вычурным мангалом в форме паровозика. Впрочем, то там, то здесь бросались в глаза разной степени недоделки – видимо, хозяин все мастерил самостоятельно, и у него попросту не хватало на все средств и времени.

Я подобрал из травы прохладное антоновское яблоко, щелчком стряхнул с него виноградную улитку (которые, похоже, обитали здесь повсюду), вытер яблоко рукавом свитера, с наслаждением втянул носом его густой аромат и, зажмурившись, вонзил в яблоко зубы, брызнув тягучим соком. Жуя яблоко, я побродил немного по саду и вышел к свежеубранным картофельным рядам, где в компании дюжины белых курочек деловито копошился страус. Я осторожно обошел страуса стороной, поскольку понятия не имел, какими нравами обладают эти диковинные для наших широт птицы, и неторопливо спустился к озеру. На берегу озера я обнаружил три свежевыкрашенные лодки. Как и положено серьезным судам, лодки имели имена собственные: «Николай Дроздов», «Юрий Сенкевич» и «Сергей Капица».

Обстановка на озере располагала к умиротворению, и я окончательно пришел в себя. С озера дул свежий ветерок. На берег накатывала небольшая волна. Над водой кружили чайки. Я побрел вдоль берега, вспугивая притаившихся в траве лягушек, пока не наткнулся на щуплого мужичка в кепке-нашлепке, неподвижно замершего с удочкой на мостках, перекинутых через заросли прибрежной травы.

– Клюет? – тихо поинтересовался я.

– Дробненькая… – флегматично ответил мужичок и, разведя в стороны большой и указательный пальцы свободной руки, показал размер. – Курыть е?

– Ага.

Я осторожно, стараясь излишне не шуметь, прошел по мосткам, достал из кармана пачку сигарет и протянул ее рыбачку.

– Благодару, – улыбнулся мужичок, явив десны, начисто лишенные передних зубов, и вытянул себе сигарету.

За спиной раздался хруст, и я обернулся. Из зарослей ивняка вышел сухопарый смуглый старик в комбинезоне цвета хаки, обвешанный всякой всячиной. При нем была фотокамера с длинным объективом, зеленая армейская фляжка, складная лопатка, походный нож в ножнах и еще какая-то мелкая амуниция. Увидев рыбака, старик издал радостное восклицание и засеменил к мосткам.

– О, Дидье, якая сава [8]? – оживился рыбачок, обернувшись на возглас старика.

– Ça va bien! Très bien! Regardez-vous, Savelitch! C'est magnifiquement! [9] – восторженно лопотал старик, указывая на экран своей фотокамеры. Савелич (так, очевидно, звали рыбака) осторожно положил удочку на рогатку и зашагал по мосткам на берег – посмотреть, чему так радовался старик.

– Ну, кескесе [10]там… – пробормотал Савелич, склонив голову над экраном фотокамеры. – Хм… Дзик [11]. Белы.

– O ui, oui, dzike! Le sanglier blanc! Quell gros! Quels crocs! Quelle chance! [12]

– Повезло табе! – заметил Савелич. – Он тебя покалечыть мог, а то и забить! Ты, Дидье, у рубашке родзиуся!

– Pardonnez-moi, Savelitch! Je ne comprends pas! [13] – смущенно пожал плечами старик. – Я есть… очЕнь плехО… понимать!

– Il a dit… э-э-э… vous avez de la chance [14], – пояснил я, приблизившись к иностранцу. Французский я учил и в школе, и в универе и знал его довольно прилично, но пообщаться с живым французом мне выпадало нечасто. И я решил не упускать такую удачу.

– Vous parlez français! [15] – обрадовался старик. – Je m'appelle Didier! Didier Gaultier! [16]

Я пожал его сухую жилистую руку.

– T rès heureux… э-э-э… Je m'appelle Jenya. Ma français… э – э – э … n'est pas exactement telle bonne! [17]

– Vous parlez français très bien! Mais excusez-moi, Jenya, je dépêche beaucoup! [18]

И мсье Готье торопливо засеменил вдоль берега по направлению к усадьбе Матюка.

– Як дзитя! – буркнул Савелич, возвращаясь к своей удочке. – Бегает тУтака по болотам, снимает нЕшта. У них тАмака во Франции что, дзикоу нема? Рыбу мне распугау!

Я постоял еще немного на берегу, любуясь закатом, затем повернулся и отправился вслед за энергичным стариком. Как я в скором времени выяснил, француз уже неделю как гостевал у Матюков. Старик был писателем и специально приехал на Полесье в расчете попасть в Зону [19]в составе международной группы. Но, как это иногда бывает, кто-то что-то с кем-то не согласовал, и группу в Зону не пропустили. И пока остальные члены группы обивали пороги столичных кабинетов, пожилой мсье, не терпевший суеты больших городов, поселился в усадьбе Петра Антоновича. К слову, это был первый иностранный турист, принимаемый четой Матюков.

Нечего и говорить, принят он был по высочайшему разряду. Петр Антонович с удовольствием сопровождал француза по здешним лесам и болотам, показывал ему звериные норы и гнездовья хищных птиц, а Зинаида, супруга хозяина, закармливала гостя шедеврами своей стряпни. Старика, в свою очередь, очень занимал тот факт, что в Европе двадцать первого века сохранились еще такие места, где жители по старинке запасают впрок овощи и дрова, сами растят и бьют домашний скот, носят ведрами колодезную воду и в любое время года посещают деревянную будку с отверстием в полу. Общительный француз живо перезнакомился с немногочисленными жителями Великих Матюков, и они, наконец, перестали удивляться, натыкаясь в поле или в лесу на странного старика в комбинезоне цвета хаки и с фотокамерой в руках. Ко всему прочему, француз научился доить хозяйскую корову, что с удовольствием и делал, несмотря на протесты хозяев.

Не обошлось и без казусов. Однажды, желая порадовать хозяйку, зарубежный гость собрал в лесу ведерко виноградных улиток и торжественно преподнес его Зинаиде. К его недоумению, хозяйка категорически не соглашалась готовить заморский деликатес. В предоставлении кухонной утвари для приготовления бедных моллюсков также было отказано. В итоге улитки были высыпаны в малинник за баней, откуда они неторопливо расселились по саду и его окрестностям, а моральный ущерб, нанесенный старику, был с лихвой возмещен банькой, драниками и превосходным авторским бальзамом, метко прозванным «матюковкой» кем-то из гостей Петра Антоновича.

В другой раз старик забрался на верхушку старой сосны в поисках удачного ракурса для фотосъемки. Увлекшись съемкой, мсье оступился и чуть было не рухнул с дерева. К счастью, ему повезло зацепиться за ветку ремешком своего рюкзака. Отчаявшись спасти гостя из древесного плена в одиночку, Петр Антонович поспешил в деревню за подмогой. Когда француз был успешно спущен на твердую землю, он как смог поведал хозяину, что в его отсутствие к дереву наведывался громадных размеров медведь. Старику, конечно, не поверили – последнего медведя в этих лесах лишил шкуры некий заезжий пан лет полтораста назад, – но виду не подали. И снова баня, драники и «матюковка» пришлись как нельзя кстати.