Дмитрий Волк - Эпоха мелких чудес

— Поставим вопрос так: ты — кто?

— Я? Человек!

— А точнее?

— Владимир Семёнов, кто ж ещё!

— Не-а… — Семён зевнул. — Никакой ты не Владимир Семёнов.

— Чего? — У Семёнова отвисла челюсть.

— Точнее, Семёнов, да не тот. Тот — умер. И похоронен давно. И справка об этом — с печатью — у наследников лежит. И скелет в могилке. Или у тебя прах в урне? А, неважно.

— А как же я?

— А ты — некто Семёнов, однофамилец покойного, вынужденный мигрант невесть откуда. Не родня. — отчеканил Семён чуть ли не по слогам. — А стало быть — свободен. Гуляйте, гражданин Семёнов.

— Но я же… это же я и есть! Я же вернулся…

— Ага, — равнодушно согласился Семён, — вернулся. Живой такой, весёлый, всем интересуешься. — Он прищурился, глядя Владимиру в глаза. — Небось, ещё и денюшков хотишь, да? А может, ты и вовсе не Семёнов. Так, мошенник какой-то, прикрывающийся честным именем покойного. А?

— Э, Семён, ты это… того… не гони. — Владимир помотал головой, как бы отгоняя наваждение.

— Я не гоню, я тебе ситуацию обрисовываю. Думаешь, тут все только и ждут, чтоб тебя любимого опознать? Ты в зеркало давно смотрелся?

— Ну… С утра, когда брился…

— И что там увидел, помнишь?

— Себя, а что?

— А лет там тебе сколько, молодой человек ?

— Ну…

— Вот-вот! А сколько должно быть? А те двадцать с хвостиком, которые ты там провёл?

— Так ведь говорят, что это у всех так? — Владимир беспомощно развёл руками.

— И что с того, если теперь твои дети вдвое старше тебя? Думаешь, оно им надо, папашу дорогого опознавать? Вернулся, понимаешь…

— Семён! — Дядя Сосо отложил газету и строго посмотрел на собеседника. Очень строго.

— Извините меня, пожалуйста, — огрызнулся Семён, — но я юрист. И должен думать о людях профессионально . Заранее. Чтобы потом чего не вышло. — Он встал и подошёл к плите. — Чаю кто-нибудь хочет?

— Не откажусь, — отозвался дядя Сосо. — Но вот о людях думать надо лучше. Люди у нас хорошие. Просто им время неудачное попалось.

— Ну ладно, давайте считать, что я не прав! — Семён открыл кран и сунул старенький металлический чайник под струю. — Люди у нас хорошие, дети спят и видят, как бы им родного папу признать, а все продюсеры только и мечтают доходами от записей поделиться… А толку-то? Откуда им знать, что он и в самом деле он?! — Он ткнул наполненным чайником в сторону Владимира. Плеснуло. Схватившись за голову, Семёнов раскачивался на табуретке, бормоча себе под нос:

— Что же ты говоришь такое, Васёчек, что же ты говоришь-то…

— Меня Семёном зовут, Володя, — сбавив немного тон, поправил Семён. Поставил чайник на плиту, включил. — А что делать? Вон, слыхали про мужика, который себя вернувшимся этим объявил, как его… Ну, который в девяностом на машине разбился. И ведь похож, зараза, и поёт так же! Ничего тут не поделаешь, жуликов развелось, как грязи. Думаешь, к твоим такие же умники не подкатывались?

— А что делать-то, мне-то что делать? Я же настоящий…

— И чем ты это докажешь? А главное — как?

— Не знаю… А как?

— А… — Семён выключил воду. Бухнул чайник на задребезжавшую плиту. Потом хлопнул ладонью по раковине и неожиданно широко улыбнулся. — А ведь есть способ! Берёшь бумагу, ручку и пишешь исковое заявление. В суд. О признании себя любимого собой любимым. Живым. И всё!

— А… Как же тогда… — Семёнов, не договорив, взглянул на собеседника.

— А вот это уже будет проблема суда. Пусть приглашают экспертов, справки оформляют, свидетелей опрашивают… Заодно и деток твоих вызовут. Хрен знает, должна же быть на свете хоть какая-то справедливость! Может, они и так тебя узнают?

— Ну… — Владимир помялся. — Должны. Они у меня хорошие. Это я вот… возвращенец.

— Вы, Владимир, тоже хороший человек, — веско сказал дядя Сосо, ткнув пальцем в район потолка. — Я в вас верю.

— А что мне тогда с комиссией делать?

— Что? А, комиссия… Да плюнь ты на неё, — отмахнулся Семён. — Статус возвращенца у тебя уже есть, жильё и пособие дали, а остальное всё равно только по суду…

Дверь снова отворилась. Вошёл слегка заснеженный, явно с полдороги вернулся, Нитро.

— Я портфель, того, заберу, — пробормотал он. — Так как-то спокойнее всё же. Спасибо, что присмотрели.

Из-за его спины выскользнула крупная, ухоженная волчица с белым конвертом в зубах и подошла к Семёну. На лице Владимира появилась гримаса напряжения. Как и любой новичок в квартире, он побаивался соседки, но старался это скрывать. Дядя Сосо, напротив, на правах старожила улыбнулся вошедшей:

— Здравствуйте, Галина Николаевна…

Помянутая благожелательно повела хвостом. Семён, приняв письмо, вздохнул:

— Что, прочитать? — И, не дожидаясь ответа, принялся вскрывать конверт.

— Ну, я пошёл. Если что, считайте меня кем-нибудь. — буркнул Нитро и вновь покинул помещение. Теперь уже окончательно.

— Так, — сказал Семён, разворачивая сложенный вчетверо тетрадный листок. — Пишет тебе, тётя, наш малыш Фенечка… Что там у нас? А, вот: «Здравствуй, дорогая тёть Галю! Надеюсь, у вас тамо усё хорошо. У меня здесь тоже усё хорошо. И кормят хорошо. И командиры хорошие все. И неуставных отношениев тоже никаких нету. Так что ты не беспокойся напрасно. А недавно я получил благодарность в приказе — за поимку двух нарушителей границы. Жалко, отпуск не дают. А домой мне уже скоро, так что ждите. А напоследок ещё прошу: пришлите мне, пожалуйста, новый ошейник против блохов…»

На плите тихонько завёл свою песню закипающий чайник.

Ночь на воскресенье выдалась ясной, и даже здесь, фактически в центре Москвы, звёзды были видны на удивление хорошо. Разогнавший тучи арктический антициклон принёс с собой заморозки, от холода не спасал даже надетый под форменную оранжевую куртку тёплый свитер. А ещё Семёну очень хотелось спать — как и всегда, — и от этого было ещё холоднее.

— Погода, однако, мерзкая, — отметил он, ни к кому особо не обращаясь. Подумал немного и уточнил: — На прошлой неделе куда лучше было.

— Да уж не май-месяц, — послышалось сверху. Там, зацепившись задними лапами за крепкую ветку метрах в четырёх над землёй, висел Гарик, сосед по подъезду.

— Ещё и зажигалка сдохла. — Семён ещё раз крутанул колёсико пальцем. Кремень с треском выскочил и канул куда-то в заиндевевшую апрельскую травку. — От тебя прикурить можно?

— Не-а, не выйдет. У меня слишком сильная манифестация стихии земли, — важно, баском, пояснил Гарик и, разочарованно вздохнув, добавил: — Никакого огня — напалм один. — В подтверждение своих слов он смачно харкнул на дорожку. — В отца пошёл. Вот матушка — та да, может.

— Не плюй, не верблюд! Чему тебя отец с матушкой учили? Дорожку после субботника только отчистили! — проворчал Семён, машинально вертя в пальцах сломанную зажигалку. — Сходить, что ли, новую купить, пока ларёк не закрылся? Хотя он вроде круглосуточный… Да и лениво что-то.