Виктория Угрюмова - Дракон Третьего Рейха

Генрих демонстративно окинул взглядом верхушки деревьев, в которых все еще копошилось и похрюкивало невидимое стадо:

— Должно, должно. Один плод я могу назвать наверняка.

— А кстати, — оживился майор, — помнишь, метров сто назад мы прошли мимо дерева с крупными красными плодами?

— Невысокое, по правую руку от тропинки? Нет, не помню, — твердо отвечал Диц, — и вам не советовал бы.

— Ты взял что-нибудь сумчатое? — проигнорировал его тревоги бравый командир.

— Кенгуру, что ли? — усомнился Генрих.

— Емкость сумчатую, болван!

— Так точно, господин майор: два подсумка с лентами к пулемету.

— Если найдем фрукты или ягоды, тебе придется намотать ленты на себя. Генрих! Не паникуй. Я чувствую, как во мне медленно, но неостановимо разрастается талант хозяйственника.

— Как скажете, — недовольно пробормотал Диц. — Господин майор, может, нам взять левее или правее, а то этот чертов кустарник никогда не закончится.

— Нам ли с тобой, Генрих, пасовать перед трудностями, — пропел труженик леса.

— Господин майор, вот вы меня не слушаете, а я не то чтобы жаловался, но хочу сказать, что рука, которую я расцарапал о шипы в этих кустах, так распухла, что пальцы на ней не гнутся.

— А ну-ка дай посмотреть твою руку.

Повертев пострадавшую конечность и попытавшись согнуть пальцы, стремительно приобретающие сходство с сосисками по-кайзерски, Дитрих вынес вердикт:

— Видимо, в шипах сильный яд. И что он призван охранять?

Он аккуратно притянул к себе одну из веток, разглядывая шипы и округлые образования на отростках, похожие на шишечки хмеля, но несколько большего размера.

— А это еще что за зеленые пампушки? Есть у меня одно подозрение, Генрих. Давай-ка сюда свой пулемет.

Умостив шишку на прикладе, он стукнул сверху рукояткой пистолета. С аппетитным хрустом плод раскололся, обнажив белую мякоть — ароматную и приятную на вкус.

— Точно! Я так и знал, Генрих, это орехи, бросай пулемет, вынимай ленты, будем собирать их в подсумки.

— Ну вот, теперь еще вам не хватало пораниться и распухнуть для полного счастья.

— Ювелирно, ювелирно, и никак иначе: опухших рук нам достаточно.

Какое-то время молча пыхтели, решая продовольственную проблему.

— Генрих! — подал голос майор, взваливая на плечо пухлую сумку. — Забирай пулемет, и пошли в лагерь. Наши, наверное, уже волнуются.

Диц огляделся и обнаружил полное отсутствие пулемета

— Так точно. — И стремительно удалился в близлежащие заросли.

Морунген внимательно изучал компас, а потому на халатное отношение к оружию не отреагировал.

Он ощущал дискомфорт оттого, что не мог установить, где находится; переживал за судьбу экспериментального танка, а еще пуще — за свою собственную, буде случится клятый танк загубить в здешних чащобах. И однако, как ни парадоксально было это чувство, командировка нравилась ему все больше и больше. Будто Дитрих фон Морунген наконец попал в свою собственную легенду. Никакой идеологии, никакого начальства, никаких тупиц из гестапо, так и шныряющих туда-сюда… Только ты и твой противник.

Как раз на этой воинственной мысли Дитрих и осекся, заслышав в кустах шорох и легкое потрескивание веток. Он выхватил пистолет, присел на корточки, затаился. Высунулась из пышных зарослей взволнованная голова Генриха:

— Господин Мо…

Властная ладонь зажала ему рот. Носом, бровями и глазами майор недвусмысленно указал направление, в котором располагалось нечто неведомое и уже потому опасное.

— Это партизаны?

— Не знаю, но танк в той стороне.

— Действуем так: я спрошу пароль, если ответа не последует, бросай в ту сторону гранату. После взрыва может начаться стрельба, тогда бросай вторую, и по моей команде бежим к танку.

Набрав полные легкие воздуха, Морунген рявкнул:

— Пароль!

Никакого ответа. Генрих размахнулся и швырнул гранату. После оглушительного взрыва лес затих. В зарослях воцарилась тишина.

— И чего мы добились?

— Теперь что делать, господин майор? — поинтересовался Генрих.

— Тихо, ни единого звука. На партизан это не похоже. Обычно в ответ они сразу стреляют или ругаются матом, а чаще все сразу. Разве что могли сбежать, но ни криков, ни топота, ни треска. Загадочное явление. Хочешь не хочешь, а придется посмотреть, во что мы бросали гранатой.

Диц непочтительно вцепился в командирскую штанину:

— Темно, господин майор. Что мы там увидим? Лучше к нашим идти, пока живы.

— Отставить пререкания! Я вперед, ты прикрываешь, все ясно? Выполнять!

— Есть выполнять.

Опасности все не было, а Генрих был так грустен, что сердце доброе майора дрогнуло.

— Пойми, Генрих, я спать спокойно не смогу, пока не узнаю, что шуршит в лесу, в двухстах метрах около моего лагеря.

Метров тридцать они преодолели образцово по-пластунски. И в конце пути достигли воронки, с края которой свешивалось что-то длинное, скользкое, толстое и без признаков жизни. Стемнело уже настолько, что для опознания длинного и скользкого потребовалось включить фонарик. В его желтоватом свете глазам ошарашенных немцев представилась во всей красе гигантская змея, шкура которой была расписана самым замысловатым образом.

— Молодчина Генрих, метко бросаешь! Мы с тобой оглушили огромный, вкусный кусок мяса! Представляешь, с каким трофеем мы вернемся к ребятам.

Он попытался приподнять над землей мощную треугольную голову.

— Сколько же это здесь килограммов? Вот и ужин. По возвращении закатим пир!

— Как можно есть такую гадость? — скривился Диц. — Мы же не французы.

— Генрих, дружище, при чем здесь французы? — не смутился майор. — Ты когда-нибудь ел курятину?

— Курятину, уточняю. Курятину, а не змеятину.

— Перед тобой, Генрих, лежит типичный представитель куриного племени.

Генрих понял, что он перестает что-либо понимать.

— А ведь это все-таки змея. Возможно, ядовитая.

— Правильно, но я не читаю тебе курс биологии, а говорю о вкусовом родстве, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Точнее, догадываюсь, но заявляю, что есть эту мерзость не стану. — Тут перед глазами Дица отчетливо нарисовалось змеиное филе на палочке, жареное, шипящее, истекающее соком, и он поспешно добавил: — Разве что вы категорически прикажете. Попробую… Вы командир, а я солдат, кругом война, какая разница, от чего умирать?

— Ну, будет тебе краски сгущать, потом мне еще спасибо скажешь. Бери эту жирную бестию за хвост и пойдем обрадуем наших.

Бестия оказалась еще более упитанной, чем определили на глазок. Обратный путь в связи с этим оказался долгим, и пройти его, как предполагалось, бодрым маршевым шагом не удалось. Генрих пыхтел где-то далеко позади. Змеиный хвост, похожий на гибкую водосточную трубу, цеплялся за все, что попадалось на пути.