Мариэтта Шагинян - ДОРОГА В БАГДАД

Симфония длилась две-три минуты, возбуждая внимание всех прохожих, покуда сэр Кокс не увидел высокую, стройную фигуру седого человека, переходившего улицу деревянной походкой.

— Вы! — крикнул Лорд, забыв свой этикет. — Эй, стойте! Когда вы приехали? Дайте знак моему автомобилю!

Тотчас же лакированный автомобиль остановлен, жеребец передан на попечение подбежавшего араба, портфели сняты с перед, ков, чиновники посажены на место портфелей, а на заднем сидении комфортабельно расположились сэр Кокс и высокий седой человек, все еще пожимавшие друг другу руки.

— Как счастливо, -сэр! — шепнул лорд Перси.— Я еду в парламент, где будет обсуждаться провозглашение кавендишизма государственной религией Ирака. Поеду, нa загородной даче, назначено заседание Анти-Комиитерна. Первое действие трагедии разработана да мельчайших подробностей. Это очень удачно, что вы успели приехать, встретились да мной нa улице, и весь Багдад увидит, что мм едем вместе!

Пастор Мартин Андрью кивнул головой.

— Я надеюсь, вы на утратили мужества...—нерешительно добавил лорд, попиристальней взглянув на своего соседа.

Пастор Андрью глядел, двигался и улыбался с рассеянностью человека, чей дух, по евангельской притче вышел прогуляться по безводным пространствам. Губы его были сухи и надтреснуты, глаза покрыты пепельным налетом. Голос звучал деревянно. Лорд Перси должен, был дважды повторить вопрос.

Потерял мужество? Нет,— с трудом ответил пастор.— С какой стати я буду терять мужество! План будет осуществлен до последнего акта.

Но эти слова прозвучали, как казенное -«так точно». Мартин Андрью походил на марионетку.

Лорд Перси нахмурился:

— Имейте в виду, сэр, что движение ширится и охватывает весь мусульманский мир! Мы отнюдь не шутим! Если учесть процент мусульман в Египте и в Индии, нельзя не убедиться, что мы получим в кавендишизме великую колониальную религию!

— Да,— рассеянно ответил пастор.

Лорд Перси подпрыгнул на сиденьи:

— Ho что с вами сэр? Я не узнаю, вас! Не имеете ли вы, гм... гм... каких-нибудь сведений о своем собственном здоровьи? Не надеетесь ли вы...

Резкий Крик пастора помешал ему докончить. Mapтин Андрью увидел на повороте двух улиц верблюда, входящего в открытые настежь ворота представительства «Америкен-Гарн». На верблюде была палатка. Ветер взметнул ее полог, и острые глаза пастора узнали несравненное узкое личико, с миндалинами глаз, удлиненных к вискам и переносице.

— Эллида! — вырвалось у него резко.— Остановите автомобиль!

Прежде чем скандализованный англичанин смог удержать, своего соседа, пастор выпрыгнул из автомобиля и побежал, стуча искусственной ногою, к воротам. Лорд Перси побледнел и прикусил губу. Чиновники, переглянулись с вытянувшимися лицами. Но ни один из них не сделал попытки вернуть пастора, и лакированный автомобиль покатился дальше.

Между тем Мартин Андрью добежал до ворот, захлопнувшихся перед самым его носом. Дернув звонок, он дождался швейцара, выхватил из кармана визитную карточку и сунул еаё в дверь.

— Немедленно доложите обо мне! Я пастор Мартин Андрью, пастор Мар-тин Андрью из Белуджистана! Мартин Ан-дрью!

Он повторял свое собственное имя с каким-то угрюмым наслаждением. Но швейцар равнодушна вернул ему карточку.

— Нет приема! Четверг, от десяти до двух!

И, не слушая хриплого крика посетителя, он захлопнул массивную дверь.

Мартин Андрью сжал голову руками. Впервые в жизни он потерял уверенность в собственных, силах. Что ему делать? Часы сжали его кисть, как черепаха. Минуты похожи ка вечность. До собрания на загородной даче лорда Перси еще добрых пять часов. Пастор Мартин Андрью, задыхаясь от бешеной жажды, принялся ходить взад и вперед, не сознавая больше ни себя, ни окружающего. Он доходил до конца стены и поворачивал обратно, опять огибал стену и возвращался к воротам, и, как следы запертой в клетке кошки, вслед за ним но пыльной улице Багдада семенили тревожные и бессильные отпечатки.

В большом белом зале парламента, со священным стихом корана на следе, в длинных белых абайях восседали арабские вельможи.

Шейх-эль-Мелек, чье политическое воспитание было тесно связано с нотами и банкнотами, поднял седые брови, положил крашеный коготь на веко правого глаза и тихо шепнул:

— Да почиет желание друзей у меня на глазу! Знаете ли вы, шейхи, что в Багдаде образовался профсоюз лодочников и амбалов?

Шейхи сдвинули брови.

— Знаете ли вы, что багдадский базар зашевелился, подобно исфаганскому? Купцы с трудом удерживают приказчиков и ремесленников. Закрытие базара не в их руках. Может прийти минута, когда грязный амбал с проказой на ногах или нищий вожак чужого верблюда смогут назначать дни недели и угрожать правоверным!

— Га! — закричали арабские нотабли.

И как раз в эту минуту лорд Перси Кокс вошел в дипломатическую ложу и скромно сел на свое место. Независимый парламент оживился.

— Шейхи! — закричал эль-Мелек, выскакивая на трибуну.— Народ стал похож на девушку, от которой не знаешь, какою она будет женой! Слуги сопротивляются хозяевам, удар палки превращает собаку в волка. Ходит зараза среди жен и отроков, и наступит день, когда мулла воззовет утром к молитве, а простолюдин наденет обувь и не захочет молиться. Вера отцов ослабевает! Разве не пишет великий муштейд Халеси, что надо обновить религию?

Вельможи величественно наклонили головы. Лорд Перси вздохнул.

— И вот, шейхи, — продолжал эль-Мелек, поводя глазами во все стороны— да не обидится на меня сын Англии, здесь восседающий, но пусть услышит он смелое слово из уст старого человека! Аллах прислал на помощь религии нового пророка! Великий английский ага Кавендиш выступил за ислам! Он пострадал за нас — его замучили, убили, выбросили его останки, но народ похоронит лгу в священной земле и хочет провозгласить его пророком. Шейхи! Ислам враждует, пока у нас два пророка, Магомет и Али. Но если мы прибавим третьего — ислам объединится! Слышите, шейхи? От моря и до моря, от зари восходящей до зари закатной объединится ислам!

Шейх-эль-Мелек говорил, так горячо, словно это было его самое кровное убеждение.

Но тут, неожиданно для парламента, выступил неведомый человек страннического вида, не то перс, не то еврей, попавший в парламент точь в точь так, как солдаты Фридриха Великого в армию.

— Да ослабнет крик моего осла в полдень, если я совру,— сказал он самым спокойным голосом.— Шейх-эль-Мелек прав. Два пророка единого аллаха наделали в исламе много междоусобицы. Но почему он думает, что от трех станет легче? По мне, уж если соединится народ наш, так по выбросив всех пророков, живых и мертвых, в одну выгребную яму!