Роман Смеклоф - Тридцать один

— У меня есть драконья желчь. — перебил его Оливье и голем замолчал. — То-то же. — сказал дядя. — Тебе каменюка, лучше помалкивать. Идемте!

— Я не могу.

— Ах, да.

Наклонившись, он дотронулся до гриба и прошептал:

— Отпусти его, пожалуйста.

Ничего не произошло.

— Я тебя награжу. — добавил Оливье.

Я напряженно смотрел на гриб, но ничего не менялось.

— Одного моего желания мало. — грустно проговорил хранитель вкуса.

Достав из-за пояса нож, он порезал палец и капнул кровью на объединяющий камень. Гриб вспыхнул зеленым пламенем, но мои руки не отпустил.

— Мало. — задумчиво сказал Оливье. — Давай твоей добавим!

— Прекратите эту мерзость! — не выдержал Евлампий.

Хранитель вкуса вздохнул.

— К сожалению, другого выхода нет.

Не дожидаясь моего согласия, он полоснул меня ножом по руке. Я вздрогнул и равнодушно посмотрел на рану.

Капля крови стекла на поверхность гриба. Он засверкал и начал размягчаться. Превратился в желеобразную массу и я, не без сопротивления, вытянул руки.

— Идем! — сказал Оливье.

Я последний раз взглянул на гриб, ставший абсолютно безжизненным, и побрел между шкафов.

— Это последняя часть ритуала. — обречено пробормотал Евлампий.

Я и сам догадался. Только мне уже все равно, не осталось даже злости. Только усталое равнодушие.

— Символ свободы! — отчаянно крикнул голем.

— Он вам больше не нужен. — не останавливаясь, ответил хранитель вкуса.

Мы вышли из хранилища и поднялись по ступеням. Их оказалось не больше десяти. А вчера были сотни. В прошлом, все по-другому. Деревья выше. Люди добрее. Варенье вкуснее. Ты молодой и у тебя два миллиарда секунд, чтобы насладиться жизнью. Сколько осталось мне, знал только Оливье.

Как только мы зашли в дядины покои, дверь за нашими спинами со скрежетом захлопнулась.

Голем не удержался, и соскользнул с моего плеча, повиснув на цепи.

— А как же ошейник? — закричал он, забираясь обратно. — Вы добровольно соглашаетесь на муки трансформации?

— Я обо всем позаботился. — милостиво ответил Оливье. — Когда крысеныш покинет свое тело, оно перестанет быть бездарной оболочкой его многочисленных страстей. А ошейник через несколько дней снимут.

У меня защемило сердце. Так просто! То, от чего я страдал всю жизнь, для него сущий пустяк.

— Подумай еще раз. — прошептал голем.

Я замотал головой. Что тут думать? Выбор не богат, либо убью я, либо меня, но я не могу.

— Если передумаешь, намекни, у меня созрел план. — тихо добавил Евлампий.

— Ты уверен, что это поможет? — спросил я.

— Нет, — сконфуженно проговорил голем, — но я не знаю, что еще можно сделать.

Мы вышли на палубу. Утро выдалось очень мрачным. Небо затянули низкие мокрые облака, сыплющие вниз зябкой моросью.

Передернув плечами, я поплотнее запахнул рубаху.

Архивариус ждал нас у трапа, подпрыгивая от нетерпения.

— Мы будем смотреть утренние гонки? — с надеждой спросил он. — Ах, извините. Доброй погоды и приятного дня.

— И тебе, того же. — согласился хранитель вкуса.

— Прошу прощения, я очень волнуюсь. Хочется быстрее увидеть гонки.

— Мы идем на утренние. — с удовольствием ответил Оливье. — Не терпится?

— О, да! Я и мечтать не мог, что своими глазами увижу легендарное соревнование! Это великолепно!

— Конечно. — согласился хранитель вкуса. — Люсьен вон тоже всю ночь не спал! Волновался! — усмехнулся он.

Я снова кивнул, не поднимая глаз. Боялся не сдержаться. Хотелось броситься на него, вцепиться и разорвать на части. Если бы я мог! У него сабля и волшебное слово, способное убить. А у меня тощее тело в ошейнике и бестолковый голем. Я вздохнул.

— Да, я тоже ужасно беспокоюсь. — проговорил архивариус.

— Тогда пора. — заметил хранитель вкуса. — Лучше придем пораньше, пока толкучки нет.

Мы, по очереди, сошли с корабля. Сначала Оливье, за ним я. Потом, притопывающий от возбуждения, архивариус.

— Столкни его в воду. — засопел Евлампий. — Начинается отлив, он не выберется.

— Совсем сдурел. — прошипел я. — Пока он утонет, тысячу раз успеет сказать волшебное слово.

Голем пожал плечами и задумавшись проговорил:

— Да, пожалуй, не самая удачная идея.

Не знаю на кого я больше злился. На дядю, оказавшегося злобным духом, собирающимся захватить мое тело или на всезнающего голема с его бестолковыми советами.

— Ты слишком сильно переживаешь. — сказал мне в спину архивариус. — Я, конечно тоже нервничаю, но ты прямо трясешься. Ты фанат виктатлона?

— Что такое виктатлон? — вырвалось у меня.

Мровкуб удивленно на меня посмотрел.

— Он не выспался. — встрял Евлампий.

— Ничего страшного. — убежденно проговорил архивариус. — Не знание чего-то, это не невежество! Невежество, это нежелание знать!

— Вы полностью правы. — быстро согласился голем.

Обычно, он не прочь поспорить. Значит, тоже волнуется и явно не из-за гонок. Мне приятно, что он так переживает, но мне его сочувствие не поможет.

Пристань кишела матросами и сновавшими туда-сюда грузчиками. Пробравшись между стеной из ящиков и сваленными горкой мешками, мы последовали за Оливье. Он уверенно проталкивался к подъемному механизму, отвозящему грузы и пассажиров к воротам большой арены.

Кроме шхуны, корабли на причале не задерживались. Плоские баржи подходили, быстро разгружались и отчаливали. На их место, тут же приставали новые. Грузчики едва успевали закидывать тюки на транспортир, тянущийся вдоль причала к подъемнику.

— Я обязан вас просветить. — воодушевленно начал архивариус. — Если не разбираешься в правилах, соревнования становятся пресными и не запоминающимися. Виктатлон появился сравнительно недавно, всего 199 лет назад. Да, следующий год юбилейный! Правила одновременно сложны и просты. Две команды…

— Билеты недорого!

К нам подлетел растрепанный человек в кожаной безрукавке на голое тело.

— Возьмите два билета господа! В полцены отдам! У меня проблемы с погрузкой…

Оливье отмахнулся от него.

— У нас уже есть!

— Поглотителям в пасть этих грузчиков! — в отчаянии выругался человек в безрукавке и побежал дальше.

Он продолжал кричать, подскакивая к матросам, но билеты у него никто не брал.

Мы подошли к подъемнику. Деревянные стойки уходили вверх и крепились к, выпирающему из шара арены, широкому пандусу. Два мрачных тролля крутили истертое колесо, толкающее шестеренчатый механизм.

Когда платформа подъемника коснулась причала, мы зашли на нее.

— Возьмите два билета господа! — насмешливо сказал хранитель вкуса, протягивая нам с архивариусом две тонкие монетки из невзрачного металла.

Мровкуб ловко перехватил кругляш и подбросив его большим пальцем, поймал на внешнюю сторону ладони. Монетка растаяла, отпечатавшись на руке архивариуса.