Оберон Ману - Илларион – неправильный эльф (СИ)

Поэтому: пока паразитируется — паразитируй. Хорошо, конечно бы, стать всевластным царьком на маленьком трончике, но пока можно и так.

Но вот когда ситуацию стали разворачивать в сторону развала страны, и впереди замаячила сбыча мечты о маленьком, но всевластии, — мимикрировавшие паразитики, поставленные на распорядительские места с целью увеличения общественного блага, стали суетиться в сторону личного интереса.

И их тяготение к Западу вполне естественно.

Равно как и тяготение «плохишей» к заезжему зеку.

«Мы тоже врём, воруем и обижаем маленьких! Возьмите нас к себе, в Крутые Пидарасы! А-а-а!!»

Нормальное стремление войти в самую крупную банду. Для обеспечения интересов Себя, Любимого. «Отстёгивать» за «крышу» — нормально. Нужны ресурсы «этого быдла»? Берите! На наш век — хватит!

Ум = функция тела. Сохранение, прокормление, наслаждение. Вариативно — размножение.

Тотальный Грибоедов. Тотальное «Горе от ума».

Он помолчал и добавил:

— Как то подать — решите сами. А нам пора. Отдохнуть надо.

— Гуру! Играть — не мешки ворочать. Посиди с нами.

Он оглядел их, подумал что-то про себя и повернулся ко мне:

— Покажи — им.

Я прикрыл глаза, сменил тело на тело дроу и открыл глаза.

Вид увеличивающихся глаз и опускающихся челюстей, хм, забавен.

— То, о чём я вам говорил, стало сбываться. Первый прорыв иного сознания, чупакабр не считаю, — из брамфатуры — наружу, в Основной Слой. Ну, на моей памяти — первый.

Вот тут-то меня и скрутило.

Скрючило, задрожало дрожью всего, что есть в теле. Заурчало в животе.

Странное Чело ахнул, шлёпнул себя ладонью по лбу и скомандовал:

— Дайте пожрать! Ему! Быстро!

Эльфы скакнули в темноту и вернулись с охапками чего-то.

Мне сунули в руки вилку и банку, откуда одуряющее пахло мясом.

Дальнейшее я помню плохо. Жевал. Глотал. Давился.

Потом немного отпустило.

— Моя вина, — вздохнул Странное Чело. — Смена тела есть затрата энергии. А у нас тут — Три Плёнки. Не подумал. Извини.

Я не понял. Он что, признаёт за собой вину по отношению ко мне?

Странный мир. Невероятные существа.

— Голодно, поди, у вас? — жалостливо спросил один из эльфов.

Я вздохнул и начал рассказывать.

Про то, что Подземелье — это очень голодное место. Нет, есть пещеры, где обильно плодятся съедобные мхи, съедобная плесень, съедобные грибы. Но их мало. И вокруг каждой строится свой Дом.

Мензоберран — это сообщество подобных пещер. Укреплённых от проникновения извне — да от кого угодно. Мать Пауков ограничивает взаимную вражду и желание захватить тот или иной Дом, то есть — тот или иной источник ресурсов. В первую очередь — еды.

Резня всех против всех — её помнят. У тёмных эльфов хорошая память. И первое время обитания в Подземелье известно у нас как Время Голодных Войн.

Мы выходим наружу, чтобы обдирать деревья и тащить всё содранное в наши грибницы. Тогда будет урожай грибов и мы сможем наесться.

Мы откармливаем кобольдов на съедобной плесени и едим их, кобольдов. Потому что есть плесень постоянно — это ведёт к сумасшествию.

Из глубин выходят дварфы и свирфнебли. Охотятся на мясо. На нас. Мы — на них.

— Н-да, — тихо промолвил светлый. — Когда я читал про тёмных эльфов, там было — иначе.

Странное Чело вздохнул и покачал головой. В отрицательном смысле.

— Провидец улавливает некие сведения и оформляет их в художественное произведение. При этом искажая воспринятое им. Писатели за деньги — уворовывают новую тему и громоздят вокруг неё привычное: интриги, убийства, желание «вдувания» элитным самкам, — и так далее.

Воспринимать детали как факты — ошибка.

Что надо воспринимать — мы обсуждали неоднократно. Ладно, пошли мы. У нас завтра деловая командировка в Подземелье. Когда вернёмся — обсудим. Возможно, понадобится ваша помощь. О нас — молчим. Кстати… Желание говорить о политике всё ещё есть?

Оба одновременно покачали головами. В отрицательном смысле.

— Вот и ладненько. Обсуждать политику и тихо дрочить в уголке — занятия одинаковые. Видимость удовлетворения плюс потеря времени и энергии.

Всё. Пока.

Помню, уснул сытым. Редкое и восхитительное чувство. В ладони остаток плитки. Во рту — недоеденный шоколад.

Было сладко.

Очень.

В которой открываются некоторые тайны как Подземелья, так и Над-земелья. Не сказать, чтобы так уж и много. Но на экстренную эвакуацию — хватило.

Мать Пауков ожидала нас внутри бастиона портальной пещеры. Ворота: и сюда, и отсюда, — были распахнуты. Кроме неё — никого. Ллосс сидит за столом и гоняет пальцем по его поверхности светящийся шарик. Туда — сюда. Семо — овамо. Поднимает голову, и:

— А каким образом произошло закрытие нашего общего мира? Мир-то — он большой, и намного больше, чем Подземелье?

— Ага, — отвечает он и садится напротив.

(Я скромненько так стою в сторонке).

— Сам много думал за механизм, обращался к подсознанию, чтобы оно пошуровало в ментальном плане, но единственное, что вылезало на запрос — «Кольцо Мёбиуса».

— Что это? — ровным голосом интересуется она.

Он хмыкает.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, как говорится… Лента найдётся? Кусочек?

Мать Пауков разводит перед грудью руки с поставленными вертикально ладонями. Между ними образуется на глазах ленточка из паутины. С пол-локтя длины. Палец ширины.

— Сойдёт? — спрашивает она.

— Ага, — отвечает он, и: — Давай лучше ты всё сама будешь, а? Чтобы исключить всякое мошенничество? Договорились?

— Что надо делать? — спрашивает она. Без эмоций.

— Согни ленточку как бы в кольцо. Вот так. Да. А теперь — разверни один конец на сто восемьдесят градусов… Тьфу! Вот так вот — разверни! Да… Скрепить есть чем?

Она молча прикладывает один конец отрезка к другому. Те срастаются на глазах.

— Ага! — говорит он. — Теперь так: вешаешь получившуюся фигуру на пальчик левой руки. У тебя главная рука какая, правая? Обе равны? Совсем гожо. Значит, вешаешь на палец одной руки, во вторую руку берёшь кусок мела, или другого чего, — чтобы след за собой оставляло. Ну и вертишь на пальце фигуру. Одной рукой. Второй — чертишь. Когда прочертишь до начала линии, остановишь.

Закончив, Мать Пауков снова подняла глаза на Странное Чело.

— Сколько сторон у этой ленты? — спрашивает он, — этак, с ехидством.

— Две, — спокойно отвечает она.

— А чертила ты по одной? Значит, вторая чистая должна быть, да? Тогда — посмотри.

Мать Пауков посмотрела — и… Некоторое время она смотрит, не понимая, затем начинает вертеть фигуру: и так, и сяк. В конце концов, она просто размыкает фигуру, превращая её в простую ленту и снова — некоторое время смотрит то на одну сторону, то на другую… Замирая и осмысливая увиденное, смотрит.