Оберон Ману - Апокалипсис every day (СИ)

В приёмной мэра было многолюдно. Слышались разговоры на нескольких языках, туда и сюда сновали озабоченные клерки. На вопрос Ингера, как скоро он может поговорить с мэром, ему ответили, что буквально минут через пятнадцать-двадцать. Сразу же после того, как заканчивающая свою беседу группа иностранцев закончит своё дело. На вежливый вопрос, как скоро подойдёт его очередь, ведь в приёмной есть ещё люди, секретарша удивилась: «Вы же иностранец! Это наши, они подождут».

Отойдя в сторону и сделав вид, что рассматривает что-то там висящее на стене, Фридрих задумался над этим странным предпочтением.

«Нет, это, конечно же, хорошо… — думал Фридрих. — Не стоять, не ждать своей очереди. Но почему русские чиновники ставят иностранцев выше своих соотечественников? Им что, платят иностранцы?.. Попробовал бы кассир в нашем банке отогнать от окошечка немцев, чтобы обслужить зашедшего турка!.. Или это осталось от русского царя Петра? Царь Пётр, как нас учили в школе, ставил иностранцев выше русских. Он создал чиновников и приучил их восхищаться иностранцами. Это должно было очень нравиться иностранцам. А то, что нравится иностранцам, в свою очередь нравилось русским чиновникам… Какая глубокая верность традициям у этих русских! Давно нет Петра, давно нет царей, а традиции чиновников — остались…»

Неизвестно, до чего бы ещё додумался Фридрих, но в этот момент его позвали.

Мэр Старицына оказался похож на снежного гигантопитека в костюме. Большой и с лицом, как груда сваленных вместе обломков скал. Он стоя поприветствовал Фридриха Ингера, затем указал рукой на кресло напротив и сам сел только после того, как на кожаное сиденье опустился немецкий гость. Справа от кресла мэра притаился тихий, как мышка, переводчик.

Фридрих вздохнул и пересказал свою историю. Как попал в аварию, как остался наедине с трупами на тёмном, мокром шоссе. Сообщил о том, что в настоящий момент представляет благотворительный фонд. И закончил тем, что предложил организовать фирму по перевозке трупов.

— Моя работа в благотворительном фонде оставляет у меня свободное время, — неторопливо говорил Фридрих, удивляясь своим собственным словам.

— … поэтому я готов сам нанять машину, на свои деньги, это тоже можно рассматривать как вариант благотворительности. Я привёз с собой свой сотовый телефон. Как только его подключит одна из местных фирм сотовой связи, я тут же сообщу вам свой номер. Вы сообщите этот номер всем заинтересованным структурам… Только вы должны оплачивать деньги водителю и бензин. Не поймите меня неправильно, господин мэр, все поездки по делам фонда я буду оплачивать сам. Речь идёт только об оплате рейсов по доставке трупов в морг. Я готов предоставлять вам, или кому вы скажете, списки расстояний с точностью до пяти метров и время работы с точностью до десяти секунд.

— Это лишнее, — благосклонно поднял ладонь мэр. — Естественно, каждый труд должен оплачиваться. И идея, которую вы сейчас предложили, это очень, очень хорошая идея. Перестройка, знаете ли, строительство демократии, на уборку трупов просто не остаётся времени… Я рад, рад. Можно даже сделать проще: мы обговорим ваше предложение в заинтересованных кругах и, может быть, придём к тому, что будем выплачивать вам какую-то сумму за каждый перевезённый вами труп.

К сожалению, сам я не вправе единолично решать вопросы, относящиеся к компетенции МВД. Поэтому сейчас я позвоню туда, а вам будет лучше, если вы не заняты, прямо сейчас пройти в управление, — знаете, где это? ну, вы просто примерный гость! — и сказать дежурному у входа, что вы от меня. Вас проводят и там, на месте всё и решите…

Память не подвела Ганса Мюллера, бюст перед зданием управления милиции оказался памятником Дзержинскому.

В вестибюле управления МВД, рядом с дежурным, немца уже ожидали.

— Господин Фридрих Ингер? Следуйте за мной.

Слов Фридрих по-прежнему не понимал. Но кивок головой и указующее движение руки было вполне понятно и без переводчика. Взбежав по лестнице на третий этаж, молодой сопровождающий подвёл гостя к двери, три раза стукнул по ней костяшками пальцев и указал на неё открытой ладонью. После чего отдал честь и удалился.

Услышав из-за двери приглашение войти, произнесённое на восточно-берлинском диалекте, Фридрих понял, что на сей раз беседа будет происходить без участия переводчика. И оказался прав.

Войдя, посетитель оказался в обстановке служебного кабинета. Кто бывал хоть раз хоть в одном служебном кабинете, тому не надо описывать этого ощущения. Меняются детали, язык надписей, мебель и канцелярские принадлежности, но сам дух служебного кабинета узнаётся с первого взгляда, первого звука, даже первого запаха, если так можно выразиться.

— Полковник Мороз, — представился хозяин кабинета и приветливо указал рукой на кресло у окна.

Усевшись поудобнее, Фридрих автоматически выглянул в окно и что-то в этом виде показалось ему смутно знакомым. Постойте, да это же прямо напротив окна его новой квартиры! Повинуясь неясно выраженному желанию, он спросил:

— Простите, полковник, это не вы сегодня смотрели на меня в бинокль?

— Я, — ответил полковник. — Интересно было, что там за новый наркобарон объявился в интересной квартире.

Увидев вытаращенные глаза и широко открытый рот гостя, хозяин кабинета усмехнулся и успокаивающе махнул рукой, — не беспокойтесь, мол…

— Ладно, это дела прошлые. А мы, служивые люди, живём большей частью настоящим… Позвонили мне тут от нашего градоначальника про вашу проблему. Интересно, признаться, интересно. За время этой перестройки разные к нам гости приезжали, разные. Жизни учили, секретов там каких-нибудь по дешёвке приобрести, ещё чего, что плохо лежит, приватизировать. Но чтобы вот так вот, напрямую, помогать в землю укладывать, — такого ещё на моей памяти не бывало, признаться!

Несмотря на то, что тон полковника был более близок к иронии, чем к обвинению, Фридрих поспешил объяснить, что он, собственно, прибыл в Россию совсем с другими целями. Кладбище военнопленных, лютеранская кирха… благотворительность, не более чем!

Полковник Мороз слушал его жаркие, но поневоле путанные объяснения молча, с лёгкой, ни к чему не обязывающей улыбочкой, склонив голову и спрятав глаза. Чтобы по выражению их гость не мог догадаться об истинных чувствах полковника, какими бы они ни были. Когда же господин Мороз поднял наконец-то глаза, в глубине их было не более чем мягкое, где-то даже сострадательное, но в целом благожелательное отношение к заезжему.

— Ну что же, господин Ингер, криминала в вашем желании не обнаруживается. Скажем больше — при нынешнем положении дел помощь ваша представляется нам даже своевременной. Формальности в вашем деле представляются мне попросту минимальными. Так что как только подсоедините свой сотовый и арендуете машину, зайдите в мэрию, вам выпишут бумагу — и трудитесь со всей вашей благотворительностью! А теперь — чай, кофе? Нет? Пиво? Водка?