Оберон Ману - Апокалипсис every day (СИ)

Немецкая пунктуальность проснулась и взяла дело в свои руки.

— Во-первых, — рассудил Фридрих, — я как будто раздвоился.

В подтверждение этих слов из тела Фридриха выплыл его призрачный двойник, развернулся и сел на ствол дерева напротив. В той же позе. Фридрих не удержался и помахал ему рукой. Двойник ответил тем же жестом. Ингер удовлетворённо улыбнулся, вернулся в прежнюю позу и стал думать дальше.

— Во-вторых, изменилось моё поведение. Если бы кто-нибудь сказал мне, что я буду пить спирт в компании с санитаром морга для того, чтобы отметить факт погребения неопознанных трупов в братской могиле, причём мне бы сказали, что эти трупы буду разгружать я сам, а тем более вручную, за руки и ноги, я бы ответил, что мой собеседник сошёл с ума. Разве представитель правления банка способен на такие поступки?

Фридрих вопросительно посмотрел на своего призрачного двойника.

Двойник поднял голову, посмотрел на Фридриха и пожал плечами.

— Понятно, — подумал Фридрих. — А не может ли быть так, что я попросту подвергся влиянию окружающих? И под их влиянием просто-напросто сошёл с ума?

Почесал нос жестом санитара. Двойник поднял голову и повертел пальцем у виска.

— Да, — решительно подумал Фридрих. — Алкоголизм. Допился банкир до белой горячки.

Возле призрачного двойника возникли два психических санитара кавказской национальности. Один из них, у которого была только половина головы, потрогал лоб призрака, повернулся к напарнику и замахал руками:

— Слушай, да! Белый-белый и совсем горячий, да!

На двойнике немца оказалась длинная рубашка, рукава которой санитары тут же принялись завязывать на его спине. Двойник вытянулся, изменился лицом — и умер. Санитары исчезли. Появился Вася из морга, отрезал у дубля Фридриха ногу, насадил её на вертел и принялся жадно пожирать прямо сырой. Сожрав половину, вторую половину протянул немцу.

— Держи, братан, мы люди честные. Ты чё? Это же Ролекс, Ролекс!

Собственная полусъеденная пятка ткнулась прямо в губы Фридриху. Ужаснувшись этому чудовищному предложению самоедства, Фридрих принялся отчаянно отбиваться от засовываемого в рот мяса. И очнулся.

Он сидел на стволе дерева где-то на улице и шевелил руками в воздухе прямо перед своим лицом. Луна, сиявшая в просвете между тучами, бросала на землю свой таинственный свет, отчего все предметы принимали какие-то фантасмагорические формы.

— Где я? — ошарашенно спросил немец.

Потом потрогал руками голову и задал новый вопрос:

— Кто я?

Не получив ответа, поднялся, посмотрел по сторонам. В одной стороне ему показался выход. Туда он и направился, перемещаясь вдоль стены и опираясь на неё для надёжности руками. Дошёл до угла, свернул за угол. На лицо упали первые капли дождя. А прямо перед ним возникли широкие каменные ступени. Сверху на них падал конус света от пронзительной жёлтой лампочки накаливания под древней тарелкой, жестяным колпаком от дождя, он же примитивный рефлектор-отражатель. Колпак-отражатель слегка покачивался, отчего в невнятный шорох начинающегося дождя вплетался тягучий ржавый скрип, а освещённое пространство под ним раскачивалось из стороны в сторону, как ноги повешенного.

Кажется, он узнаёт это место…

Ещё перед входом в зал со столами для трупов Фридриху послышались некие странные звуки, ассоциирующиеся никак не с местом упокоения усопших. А скорее — с кораблём секса из фильма «Калигула». Настолько сладострастны и томны были стоны прерывистого дыхания, доносившиеся до его ушей из-за закрытых дверей.

— Наверно, мой пьяный сон продолжается, — сказал сам себе Фридрих.

И тихо, чтобы не скрипнуть, отворил дверь. Вошёл. И увидел.

Ввиду сегодняшней очистки ледника морга пусты были все лежаки для трупов, кроме одного. Нет, двух. На одном санитар Вася осуществлял половой акт с каким-то лицом женского пола. Что можно было увидеть из отвисших по бокам грудей с широкими тёмными сосками. А также женского платья, небрежно брошенного на соседний лежак. На этом же лежаке валялся скомканный халат санитара, а на другом конце этого же лежака имела место быть отрезанная голова девушки. Длинные ресницы, накрашенные губы, химическая завивка…

Фридрих успокоительно покачал головой и кивнул сам себе. Теперь ему стало понятно, почему голое тело под санитаром показалось ему ненормально коротким. Просто оно было без головы. И, кстати, руки вниз с лежака живая женщина так бы не свешивала.

Постойте?..

Глаза Фридриха сделали попытку вылезти из орбит, нижняя челюсть опустилась, тело немного наклонилось вперёд, а в горле начался процесс беспрерывного икания, регулярно сотрясавшего ослабленный спиртом организм иностранца.

Вытаращенные глаза Ингера зашарили по пространству морга. Замечая то, что было упущено зрением при первом взгляде. А именно: большое ведро с тряпкой на боку, издающее запах какой-то горячей медицинской жидкости. А также металлическая стойка с большой резиновой кружкой Эсмарха, в просторечии именуемой клизмой или клистиром. Длинный резиновый шланг с белым пластмассовым наконечником свисал почти до пола и слегка раскачивался в такт страстным сексуальным движениям санитара.

Санитар Вася, накушавшись медицинского спирта, совокуплялся с трупом.

Достойное завершение оргии в морге.

На десятое или двадцатое икание немца Вася добился оргазма, замычал и затих.

Потом поднялся с мёртвой, почесал впалый тощий живот, снял с обвисшего члена презерватив и кинул его на соседний лежак. Прямо на скомканную одежду. Слез с трупа, похлопал безголовое тело по животу и бодро произнёс:

— Хорошо-то как, Маша! Я не Маша! А всё равно — хорошо!!

Повернулся и увидел оцепеневшего немца.

— А! — сказал Вася тем же тоном. — Проснулся, наконец.

Похлопал себя по телу, повертел головой во все стороны, поднял вверх палец:

— Сейчас всё будет правильно!

Окунул палец в ведро с горячей жидкостью, хмыкнул, произнёс звук «А!», махнул рукой, окунул в ведро большую тряпку, вынул её и постелил на тело покойной. Затем снял с крюка кружку Эсмарха, зачерпнул ею из ведра, повесил на место, а наконечник резинового шланга небрежно сунул между ног покойной, прямо в бугорок Венеры.

— Сейчас, — сказал Вася. — Сейчас согреется.

Полез под свой халат и вытащил из-под него большую связку презервативов, ласково именуемую в народе «патронташ». Оторвал один, протянул немцу.

— Зачем? — глупо спросил Фридрих.

Вася вытаращил глаза.

— А ты что, не будешь, что ли? Ты что? Ты же здоровый мужик! Любовь — это радость!

— Любовь? — сглотнул Фридрих тихим словом, поглядев на труп.

— Любовь, секс, трах, — как хошь назови. А не хошь говорить — спой!