Владимир Тимофеев - Три кварка (из 2012 в 1982)

– И в чем же?

– А вот в чем. Если мы будем рассматривать эту, ха-ха, сибузоиду как функцию и попробуем разложить ее в ряд Фурье, то что мы в итоге получим? А? Как думаете?

– Понятия не имею, – честно признался Смирнов.

– Аналогично, – поддержала подполковника Жанна. – Ты, Шур, кота не тяни, объясняй по-нормальному.

– Эх вы! Темнота! Чему вас только в школе учили? – ухмыльнулся профессор. – Ладно уж. Попробую объяснить по-простому. Вот, глядите.

Он снова пощелкал мышкой, и на экране появились четыре дополнительных окна с картинками.

– Итак, что мы видим на этом экране? – задал риторический вопрос завлаб. – На этом экране мы видим пять графиков. Основной показывает текущее состояние нашей Вселенной, второстепенные отражают ее недавнее прошлое. То есть, говоря упрощенно, на этих картинках изображена ось времени. Точнее, оси. Одна большая – это то, что сейчас. Четыре маленьких – то, что было месяц назад и то, что добавлялось позднее, включая сегодняшний день.

– Если это оси, то они должны быть прямыми, – заметила с усмешкой Жанна. – А у тебя кривые какие-то, да еще прыгают вверх и вниз.

– Все верно, – ничуть не обиделся Шурик. – Они и должны быть такими. По той причине, что по факту являются гармоническими осцилляторами и, значит, описываться должны стандартно: суммой тригонометрических функций. Иначе говоря, синусоидами.

Новоявленный «лектор» прищурился и окинул «слушателей» снисходительным взглядом:

– Конечно, мы могли бы заменить декартовы координаты сферическими, и тогда оси выглядели бы прямыми. Однако, я полагаю, делать это совсем ни к чему. В этом случае теряется само понимание времени, его сути, его изменчивости, его цикличности. Исчезает различие между настоящим и прошлым, пропадает направленность, уходят глубина и объем…

– Шура! Все это, конечно, весьма интересно, но, ты знаешь, хотелось бы чуток поконкретнее и попроще, – остановила Жанна окунувшегося в тему профессора.

– Хорошо. Попроще так попроще, – не стал пререкаться ученый. Произведя некоторые манипуляции с клавиатурой и мышью, он ткнул пальцем в экран. – Вот, пожалуйста. Обратите внимание на графики под номерами ноль и один. В данный момент они идентичны. Именно так выглядела ось времени месяц назад. Почти идеальная синусоида. Первая, так сказать, гармоника или первый отличный от нуля гармонический член ряда Фурье.

На мониторе в выделенных рамками окнах, одном маленьком и одном большом, светились две совершенно одинаковые, похожие на растянутую пружину кривые.

– А теперь посмотрим, что произошло с этой синусоидой в конце августа, сразу после того, как Андрей угодил в прошлое.

Синицын переместил рамку на второе «маленькое» окно, и, едва он это сделал, «большая» кривая сразу и явным образом изменилась.

– Рыба-пила волну проглотила, – прокомментировала это изменение Жанна.

– Да, похоже, – согласился профессор. – Волна плывет по волне. Или, говоря музыкально-техническим языком, в нашем аккорде появилась вторая гармоника. С удвоенной частотой, но существенно меньшим множителем-амплитудой.

– И что это означает? – спросил Смирнов.

– Что означает, ты догадаешься сам, когда я закончу, – ответил Синицын и передвинул рамку на следующее окно. – А сейчас на первую и вторую гармоники мы попробуем наложить третью, с утроенной частотой, но по амплитуде намного более слабую, чем две предыдущих. Эта кривая, Миша, образовалась двенадцатого числа, после того, как мы провели эксперимент с тетрадкой и отправили Андрею послание, которое, как выяснилось, он все-таки получил.

– Ага… ага… понятно… три синусоиды, одна за другой, а вместе ось, – забормотал подполковник.

Услышав окончание фразы, завлаб удовлетворенно кивнул:

– Вот именно, Миша. Ось. Однако это еще не ответ. Для ответа на твой вопрос надо сделать еще один шаг. Одно маленькое, но очень важное уточнение.

– Я понял, – негромко сказал Михаил Дмитриевич. – Не ось, а оси. После каждого нашего эксперимента, после каждого нашего вольного или невольного путешествия в прошлое появляется новая временная ось. Потом их становится много, но они все слабее и слабее влияют на нас, на наш мир, на наш поток времени.

– Да, Миша. Ты абсолютно прав, – с самым серьезным видом подтвердил догадку Синицын. – На данный момент мы имеем четыре параллельных потока. В первом из них мы, во втором Андрей.

– А в остальных что? Там тоже есть мы или там все совсем по-другому? И вообще, могут ли они хоть как-то воздействовать на соседей, например, на то время, в котором Андрей? – осторожно спросила Жанна, уловив самую суть только что сказанного.

– На два первых вопроса ответ «не знаю», – развел руками профессор. – Однако смею предположить, что на данный момент различия между временными потоками минимальные. Ведь каждый новый мир является, в некотором смысле, производной от нашего. Понятно, что отличия будут потихонечку нарастать и лет через пятьдесят-сто изменения станут необратимыми. Но что касается дня сегодняшнего, то мое мнение таково – сейчас все миры одинаковые.

– А что насчет третьего вопроса?

– Это по поводу воздействия на соседей?

– Ну да.

– Хм, вопрос, конечно, интересный, – почесал затылок ученый. – Лично я считаю, что такое возможно. Мы, по крайней мере, точно можем влиять на тот мир, где Андрей. Письма, например, отправляем туда, получаем обратные, наблюдаем и даже заставляем параллельных нас действовать так, как нам хочется.

– Как это заставляем? – удивилась женщина. – Когда это было такое?

– А ты что, забыла, что только что нам рассказывала? – усмехнулся завлаб. – Про то, как решила выйти и вышла из автобуса не на той остановке, а потом неслась за Андреем половину платформы и в электричку запрыгивала.

– Да, действительно. Было такое, – смутилась Жанна. – Я как-то сразу не сообразила, что меня это тоже касается.

– Ну вот видишь, – прищелкнул профессор средним и большим пальцами. – Выходит, можем воздействовать.

– А остальные? Ну, те, которые в третьем или четвертом потоке, они тоже так могут?

– Думаю, да, – кивнул Шурик. – И в этом наша основная проблема.

– Потому что с каждым разом их становится все больше и больше? – попробовал угадать Смирнов.

– Нет, не поэтому, а потому что их влияние может при определенных условиях оказаться сильнее нашего, – сообщил Синицын.

– Почему вдруг сильнее? Ты же сам говорил, что наша амплитуда самая большая из всех.

– Это в нашей системе отсчета она самая большая, – сварливо заметил ученый. – Но если взять за основу мир, в котором сейчас Андрей, то все окажется по-другому.

– А разве такое возможно? – изобразил удивление Михаил Дмитриевич.

– А почему это может быть невозможным? – ответно удивился Синицын. – Принцип относительности в чистом виде. Далекие предметы выглядят маленькими, но если встать на их место, маленьким окажешься ты.