Алексей Зубко - Сокрушительное бегство

Далеко-далеко закричала сова, этакий петух вечерней зари, оповещающий мир о наступлении времени тьмы, когда нечисть вступает в свои права и устремляется на поиски человеческих слабостей.

— Фрук? — донесся откровенный вопрос-предложение Тихона

Гневно фыркнула в ответ Викториния. Или не так уж и гневно? Кто разберет этих женщин…

— Что это? — невольно сорвалось с моих губ при виде чернеющего посреди степи выжженного круга, окруженного частоколом копий, на острие каждого из которых насажено по выбеленному ветрами и солнцем человеческому черепу. Все черепа эти — на глаз их пять-шесть сотен — при всем своем разнообразии как по размерам, так и по форме, имеют одну неизменную деталь: размашисто начертанный на лобной доле трехзначный символ красного цвета. Словно кто-то прошедший подготовку ведения учета инвентаря в старорежимных учреждениях провел инвентаризацию по всем правилам того времени и с неудержимым к этому рвением.

— Черепа, — пояснил Улюлюм. И хмыкнул, таким образом выразив свое мнение о моей сообразительности.

— И как я не догадался! — посмотрев на рыцаря сверху вниз, чему очень способствует несущая меня на своей спине принцесса, проворчал я. И не удержавшись, спросил: — Неужели настоящие?

— А какие еще бывают?

— Искусственные.

— Чьи-чьи?

— Искусственные. Из бумаги, из пластмассы, да из чего угодно.

— Да кому понадобится их мастерить?

— Спрос. — Поведав рыцарю прописную истину рыночных отношений, я почувствовал себя злостным плагиатором. — Так вот, спрос порождает предложение. И если есть желающие приобретать их, найдется и тот, кто будет их изготавливать.

— Зачем?

— Чтобы продавать.

— Зачем изготавливать? Если нет желания искать готовый, то возьми любого жмурика, отруби голову, положи на муравейник на пару дней — и всего делов-то. Местные так кубки победителя изготавливают.

— Ты хочешь сказать, это фабрика по изготовлению посуды? — спросил я, покосившись на монотонно гудящие на ветру черепа. — Их на просушку оставили?

— Это не ханийцы сделали, — покачала головой Ольга. — Или, вернее, уже не ханийцы.

— А кто?

— Пришельцы оттуда. — Палец валькирии указал на зеленеющую вдали горную гряду, отделяющую Ханию от Диких пустошей и, собственно, самого драконьего гнезда. Именно из-за ее непроходимости мы и вынуждены терпеть присутствие Улюлюма. Впрочем, если быть откровенным, то его присутствие тяготит лишь меня, да еще, возможно, черного вороного, хромающего нога к ноге с Викторинией. Валькирии же просто в восторге от его непосредственной героической натуры. Непоколебимая уверенность в собственной правоте, решимость идти к Великой цели, невзирая на преграды и искушения, а уж про веру в собственную избранность я и не говорю — она прет из всех пор его могучего тела обильнее вонючего пота. Интересно, откуда он такой взялся? Вот только интересоваться не буду, поскольку если он знает предание — а он его знает, — то его ответ предугадать несложно. Но едва ли он будет правдив. Вороной устало опустился на землю и, прикрыв глаза, мгновенно задремал.

— А что это за знаки? — поинтересовался я.

— Это символы всего и ничего, расположенные вперемешку.

— И что должно обозначать это замысловатое послание главных врагов всего прогрессивного человечества Яичницы этому самому человечеству?

— Они безумны, — напомнила Ольга. — И все, с чем они соприкасаются, тоже теряет рассудок. Так что едва ли эти знаки что-то означают. А если даже и так, то понять извращенный смысл знаков нашему разуму не под силу.

— А блестит что? — спросил я, указывая на отразившую солнечный свет металлическую поверхность, почти скрытую под слоем пепла.

— Где?

— Сейчас покажу. — Я спрыгнул с единорога.

— Не нужно…

Но я уже взмахнул мечом, намереваясь расчистить себе проход в огороже пепелища, перерубив пару копий. Первое же древко разлетелось от удара на мелкие щепки, издав при этом звонкий треск, совсем непохожий на хруст древесины, а скорее напоминающий звон стекла. Слетевший с копья череп упал внутрь круга, погрузившись в пепел, почему-то черный как смоль, по самые глазные впадины.

— У-у-у… — разом завыли-застонали черепа, подпрыгивая на своих насестах.

Заклубился пепел над пепелищем, накрыв попавший в него белесый череп по макушку. Лишь красный символ просвечивал сквозь черную пелену.

— Вауррр! — зарычал Тихон.

Ольга не обронила ни звука, если не считать за таковой свист вылетевшей из ножен стали, и в прыжке попыталась сбить меня с ног.

Но не успела.

Клубящийся над пепелищем пепел с ревом ураганного порыва ветра устремился в проход, образованный срубленным у основания копьем. Черный поток с силой ударил меня в грудь, опрокинув на спину и, пройдясь по мне, словно сапожник ваксой по штиблетам, иссяк.

Откашливаясь и протирая глаза, я поднялся на ноги. Там, где мгновение назад лежало пепелище, теперь виднелся котлован, на дне которого на каменном пьедестале блестела металлическими боками статуя, изображающая скелет кентавра. Блеск ее гладкой лысины, выступающей над пеплом, и привлек мое внимание. Теперь же статуя видна полностью. Первой ассоциацией, пришедшей мне на ум, было сходство с одним из всадников апокалипсиса. Тот был выполнен в несколько нетрадиционной манере. Широкие копыта, шарнирные соединения костей ног, крутые дуги ребер, мощный позвоночный столб, в шейном отделе резко изгибающийся кверху и переходящий в позвоночник человеческого верха статуи.

— Нужно бежать, — простонала Ольга, перевернувшись на бок.

— Ты ушиблась? — подав ей руку, с беспокойством спросил я.

— А-а-а! — взревел Улюлюм, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности, и, подняв над головой меч, бросился на статую.

Треснули вставшие на его пути копья, захрустели разлетевшиеся в стороны черепа, загудел от удара позвоночник кентавра.

— Получай! — обрушивая удар за ударом, кричал рыцарь. — Я Улюлюм — Великий Сокрушитель.

Он запрыгнул кентавру на спину и попытался пробить его металлический череп.

Статуя содрогнулась. Со страшным скрипом нижняя челюсть опустилась вниз, и раздался совершенно безликий голос, прерываемый грохотом обрушивающегося на металл металла:

— Я пришел сделать вас… Бум! — …такими, как я, и сам ста… — Бах! — …ть такими, как вы. Бум!

— Мы вместе станем… — Ба-бах!

— …на тропу высшего разума и…

— Дзинь!

— …вместе достигнем его вершин.

Не выдержав выпавших на его долю испытаний, меч самозваного Сокрушителя преломился у рукояти. Растерянно посмотрев на обломок, Улюлюм отбросил его прочь и, схватив кентавра за ребра человеческой половины, попытался оторвать одну составляющую от другой. От нечеловеческих усилий вздулись бугры мышц, затрещал металл… Я бросился на помощь рыцарю, выкрикивая советы: