Валентин Леженда - Повесть былинных лет

Корчмарь подавленно молчал, с трудом переваривая услышанное.

— Да и историям всем этим грош цена, — продолжал кузнец, вертя в руках пустую кружку. — Не было никакого колдуна Черноморда, выдумка это. И про Кощея неправда. Сбежал он от Колупаева, волшебным ларцом откупился.

— А про Васю Лиска?

— Про Васю правда, — ответил Степан. — Окромя одного — пьян был не богатырь, а сам колдун. Оттого-то и не смог он врага в камень превратить. Так, наверное, и не заметил, что голову потерял, все пел что-то неприличное дурным голосом, даже когда и котелка лишился.

— Чудную же ты историю мне, сынок, поведал, — продолжал удивляться старик. — Скажи, кто же все-таки тот богатырь, что подвиги ратные заместо Муромца совершал?

— Я это, отец, — просто ответил Степан.

Славное место деревня Медведково.

Тихое, спокойное, и, главное, как чуток стемнеет, махонькие улочки пустеют и все местные жители ложатся спать, дабы наутро с первыми петухами бодрыми и отдохнувшими взяться за работу. Сразу видно, глубинка. В Киеве, скажем, аль в Новгороде, так там вообще ночью спать не ложатся. Кутят да гуляют до самого утра, но оно и понятно, великие города!

Лука осторожно выглянул из сарая.

Местный воевода вроде как еще не собрался. Все вот спать легли, а он в дозор шел, службу ратную на дороге с дружиной нести, дабы разбойники не безобразничали и местный люд не тиранили.

— Ну давай же, дурень, чего ты тянешь! — прошептал юноша, всматриваясь в ярко горящие в вечернем сумраке окна избы.

То и дело в маленьком окошке горницы появлялась бородатая физиономия воеводы, которая с большим неудовольствием обозревала окрестности и тут же, морщась, исчезала в избе. Видно, не хотелось герою в ночной дозор идти. Погода была препаршивая, накрапывал мелкий неприятный дождик, но ничего не поделаешь, долг зовет. А долг — это для русичей святое!

— Давай, дурень старый, — приговаривал Лука, ежась под холодными порывами осеннего ветра.

Согреться в проклятом, продуваемом со всех сторон сарае было решительно негде. Не в сырой же соломе в конце-то концов?!!

И вот воевода наконец неспешно вышел на крыльцо. С копьем булатным наперевес, в кольчуге ратной, все чин-чином. Молодая женушка ратника грациозно повисла у него на шее, запечатлев на щеке муженька страстный поцелуй.

— Ты это, Дарья, спать лягай, — смущенно отодвинулся от молодой жены воевода. — Неча босой по крыльцу бегать, простудишься еще.

— А вот не простужусь! — весело рассмеялась молодица.

— Ладно, потопал я.

— Топай-топай, баран, — улыбнулся Лука.

— Да, и это… — обернулся у ворот воевода. — Ты двери избы на засов крепкий изнутри запри, как я давеча показывал. И никому не открывай. Я лишь на рассвете ворочусь и постучу условно три раза.

— Конечно, родимый, — защебетала молодка, провожая супруга до широкой дороги.

— Домой ступай, простудишься…

И, громко лязгая доспехами, воевода направился к заставе, которая находилась совсем рядом с его домом, за поворотом дороги.

— М-да, на этот раз опасное у меня приключение, — продолжал рассуждать вслух юноша, осматривая высокий забор.

В принципе перепрыгнуть такой при определенной сноровке нефиг делать. Что-что, а сноровка у Луки была.

Близкое присутствие воеводы лишь обостряло все чувства. Хотя полностью терять голову конечно же не следовало.

Молодка затворила за муженьком ворота и направилась, однако, не в натопленную избу, как того можно было ожидать, а прямо к сараю, в коем и затаился озябший юноша.

— Лука-а-а-а, — тихо позвала молодица. — Лука… выходи. Ты где это, озорник, спрятался?

— Да тут я. — Лука недовольно высунулся из-за приоткрытой двери. — Где же мне быть, как не здесь. Ну что, ушел уже твой евнух?

— И вовсе он не евнух, — обиделась Дарья, — а очень даже видный мужчина, с положением. Вон, дружина под его началом ходит, дюжина человек!

— Слушай, может, пройдем все ж таки в избу, озяб я что-то, — нетерпеливо предложил парень.

— Да-да, конечно, самовар как раз закипел, бараночки есть свежие.

— Да мне бы на печь, согреться, — ответил Лука, — ну а потом, сама понимаешь…

Дарья мило смутилась, залившись румянцем, что ей, к слову сказать, шло.

— Ну ты и скажешь, разбойник, — кокетливо махнула она концом длинной косы. — Соблазнил меня аки змий-искуситель. Ах, что я делаю?!

— Не притворяйся, — усмехнулся юноша, и они с молодицей прошли в уютную теплую горницу.

С Дарьей Лука познакомился совершенно случайно, по своему обыкновению заночевав в попавшемся на пути сарае, благо дворовых псов воевода у себя не держал, ибо сам был пострашнее любого Полкана. Лишь законченный безумец мог попытаться влезть к нему в дом. Но Лука как раз и был тем самым ненормальным, коему все на этом свете, кроме стихов да женщин, было по барабану. В общем, стихами своими он молоденькую женушку медведковского воеводы и пленил.

— Кто у тебя до меня был? — полюбопытствовал Лука, прихлебывая горячий чай с баранками, которые и впрямь оказались свежими. — Местный конюх?

— А откуда ты узнал? — изумилась молодка.

— Да так, ентуиция, — хмыкнул юноша, дуя на дымящееся блюдце.

Засиделся он что-то в этом Медведкове. Шутка сказать, целую неделю уже в избе у лопуха-воеводы живет, как сыр в масле катается. Тепло, уютно, утром любовь, вечером любовь. Муженек-то все время у заставы сидит, женился балда на свою голову. Вот так с дурнями в жизни и бывает.

«Пора делать отсюда ноги! — подумал Лука, хрустя бараночкой. — Удача — штука изменчивая».

Дарья, сидя напротив, продолжала застенчиво теребить косу. Огонь девка! С виду вроде как скромница да прилежница, но это лишь с виду.

— Прочти стишок, Лука, ну что тебе стоит, — принялась канючить молодка. — Ну еще один для твоей лапушки.

Юноша тяжело вздохнул.

Ничего не поделаешь, коль просит… и он зычно, с чувством прочел…

Сегодня снова Купидон

Пытался подстрелить меня,

Но то ли промахнулся он,

То ль в сердце выросла броня… [1]

— Ох, — томно вздохнула Дарья, — хватит чаевничать, лучше иди ко мне…

Лука с тоскою поглядел за окно. Внутренний сторож уже битые полчаса настырно твердил: «Беги, беги, беги…»

Дарья задула лучину и, расстелив на печи одеяло, изяшным пальчиком поманила парня.

Пиит снова прислушался к себе. Что-то было не так, и потому вместо того чтобы прыгнуть на печь к бесстыжей молодке, он ловко юркнул за стоявший у двери избы огромный кованый сундук.

В ту же секунду крыльцо на улице грозно заскрипело, дверь приоткрылась и в щель просунулся тяжелый булатный меч.

Дарья вскрикнула и метнулась к окну.

— Еханый бабай!!! — взревело под дверью, и, звеня доспехами, в дом с оглушительным грохотом вломился раскрасневшийся воевода.