Марчин Вольский - Агент Низа

Грохот и сильный прогиб крыши привлекли внимание Альбиноса.

– У нас квартирант, – крикнул он, – стряхни-ка это страховидло.

Водителю уже удалось, правда, с превеликим трудом, развернуть машину как положено, так что он мог попытаться скинуть непрошенного гостя, который прилип к крыше и со стороны напоминал зайца, пытающегося копулировать с черепахой.

Резкие движения баранкой, хоть и вызвали клаксонную активность остальных дорогопользователей, не произвели на бесплатного пассажира никакого впечатления. Он прижался сильнее, пытаясь погрузить острые зубы в крышу машины. Однако толстый и скользкий металл решительно сопротивлялся.

Альбинос вытащил «пушку».

– Спятил! Не дозволено! – крикнул Толстощекий.

– В порядке самообороны-то? У нас же нет другого выхода. – Альбинос точно вычислил место, где должна была находиться середина живота «жокея», и выстрелил. Он недооценил противника. «Турок», который, как известно, умел переформировывать свое тело, раздвинул как гладкие, так и поперечно-полосатые мышцы и через образовавшееся отверстие пропустил пулю, которая прошла навылет, не причинив ему ни малейшего вреда.

– Э, пули его не берут! – крикнул Седой.

– А ты не прихватил освященные?

– Взял обычные.

– Ну, так держись!

Толстощекий резко затормозил, совершив контролируемым действием то, что в случае действия неконтролируемого оказывается последним «писком» неумелых водителей. Машина пошла юзом, вылетела с шоссе, дважды перевернулась через крышу, скова встала на колеса и вернулась на дорогу. Если на крыше и находился кто-нибудь, от него должно было остаться лишь мокрое место. Но черный, не будь дурак, в момент юза проделал ловкий прыжок в сторону. Перевернулся несколько раз в воздухе, но даже во время этих кульбитов ухитрился избежать придорожного столбика и опуститься на куст, правда, достаточно колючий, но эластично притормозивший стремительность полета.

– Порядок! – обрадовался Толстощекий очкарик и добавил, поглядывая на висящее в ремнях безопасности тело Меффа. – Ты зеванул массу эмоций, дружок.

Так или иначе, они выиграли у преследователей несколько минут. Конечно, преимущество было не ахти как велико. Тем временем дорога втянулась в небольшую рощицу.

– Помедленней, – сказал Альбинос, отстегивая ремни Фаусона.

Находящийся без сознания мужчина вывалился из машины и сполз в заросший травой кювет.

– Прекрасно! Совсем не виден. Нескоро его отыщут!

– Собираешься так его оставить? – воскликнул водитель.

– А у тебя есть предложение получше? От них нам не убежать, к тому же, послушай…

Из брелока часов доносился высокий звук арфы, известный любому сотруднику их фирмы. Приказ безусловного возвращения на базу.

Черные догнали их через полчаса на бензозаправочной станции. Профилактические автоматные очереди, выпущенные по шинам, окончательно лишили возможности двигаться и без того покореженное «рено». Альбинос и Толстощекий вышли, подняв руки.

Нападающие обыскали машину. Впустую.

Анита, наблюдавшая за ними из «мерседеса», опасалась, как бы цветные не убили похитителей, но, видимо, обе стороны придерживались какой-то конвенции и неких ограничений, ибо удовольствовались серией нецензурных выражений, при звуке которых щеки представителей противной стороны покрылись девичьим румянцем, псевдоалжирцы вернулись в «мерседес».

– А где ваш подопечный? – спросила Анита трех сильно недовольных «цветных».

– Найдется, – ответил бербер. Турок молчал. Он купил в автомате три порции мороженого и теперь намазывал ими многочисленные повреждения и покалеченные участки тела.

– Ну, так я, пожалуй, выйду, – предложила девушка, явно пресытившаяся впечатлениями.

– Мы отвезем вас на аэровокзал, – сказал тот, что более всего походил на алжирца.

Седой приехал за любителями индивидуальных действий лишь через два часа, он застрял в пробках, означавших начало коммуникационного пика. Он не бросил им ни слова упрека, возможно потому, что, ожидая его приезда, Альбинос и Толстощекий предусмотрительно вооружились двумя власяницами, дисциплиной и щепоткой пепла для посыпания глав.

Сальто-мортале и мокрый кювет подействовали на Меффа лучше, чем самый заботливый анестезиолог. Он очнулся, встал на ноги и, прихрамывая, двинулся к лесу. Он не знал, что случилось, но рассудок подсказывал ему, что правильнее всего будет подыскать соответствующее укрытие.

Он пересек рощицу, по другую сторону располагалась какая-то деревушка. Несколько десятков домиков, церквушка. Элегантный костюм Фаусона выглядел так, словно его с трудом вырвали из пасти у пса; щека ободрана, колено распухло. Направляясь к деревне, он уже знал, как поступить. Надо идти в церковь! Лучше поздно, чем никогда. Его атеистический взгляд на мироздание рассыпался, как лопнувшая головка перезревшего мака. В церковь. Конечно, в церковь! Исповедаться у первого попавшегося попа. Рассказать… Он лихорадочно пытался вспомнить слова молитвы, некогда произнесенной Мэрион, которая до того, как он впервые уложил ее на письменный стол, была вполне порядочной девушкой из приличной семьи торговцев и артистов. Однажды, когда они вместе отправились на загородную прогулку, она даже пыталась обратить его в свою веру, но он обратил предложение в шутку.

Наконец Мефф добрался до церкви, быстро взбежал по ступеням и вдруг упал. На момент его оглушило. Голова ударилась о невидимую преграду, обладавшую эластичностью искусственного материала. Вторая попытка тоже окончилась неудачей. Святое место было охвачено совершенно прозрачной стеной, не позволявшей ему пройти в церковь.

Скрипнули петли, дверь приоткрылась и из церквушки вышла юная темноволосая девушка. Проходя мимо Меффа, она радушно улыбнулась. Все ее лицо источало доброту и покой. Мефф снова попытался попасть туда, откуда она только что вышла. И опять стена!

Только теперь до него дошло то, чего он не допускал, не хотел и не мог допустить в сознание последние сутки. Шлагбаум опустился! Он подписал. Запродал себя. От страха у него встали дыбом волосы на голове, а уши уловили булькание расплавленной смолы в адских котлах. Одновременно до него дошел собственный крик:

– Не хочу быть дьяволом! Дьяволом – не хочу! Господи, спаси и помилуй!!

С глухим ударом захлопнулась дверь храма. Фаусон пытался пасть на колени, но не Мог, его тело словно охватил корсет, уста, которыми он пытался произнести слова полузабытой молитвы, извергли вульгарную брань. Он обернулся. Тройка «опекунов» ожидала, опершись о стоящий неподалеку «мерседес». Самый черный из церберов помахивал знакомым пакетом адской корреспонденции. В глубине машины сидела красотка из аэропорта. Она тоже? Отчаявшись, Мефф двинулся к машине. А что ему оставалось делать?