Марчин Вольский - Агент Низа

Сообщение о смерти Ларри она приняла вполне стойко. Это было лучше, чем неуверенность. Кроме того, она прекрасно понимала, что роман с пожилым, хоть и вполне «на уровне», господином имел все признаки недолговечности. Что же заставляло ее продолжать следствие? Страх и предчувствие, что лучшим бегством является преследование? Желание отомстить? Может, какое-то бестелесное предначертание?

Около двух часов (в Церматте был уже вечер, подъездные пути все еще не расчищены, что ни в коей мере не сдерживало лыжников) Брижитт оказалась на знаменитом мысе Манхэттена, в лесу небоскребов, выросших из грибниц подземных сокровищниц. Ей вспомнился один из частных детективов, с которыми был связан Ларри. Фамилии она не знала, но прислушиваясь к разговору, запомнила адрес. Может, у теперешнего Пинкертона есть контакт с парижским детективом?.. Или с «белыми»?

Когда она проходила мимо одного из небоскребов, что-то заставило ее остановиться. В тот момент за стеклянными дверями скрылась маленькая фигурка старушки в черном. Горб, характерная походка… Стюардесса кое-что знала об имитаторских талантах Гнома. Несмотря на страх, она поспешила за старческой фигуркой.

«В такой толпе он, пожалуй, меня не убьет?»

В холле она оказалась, когда фигурка в трауре исчезла в кабине скоростного лифта. Брижитт остановилась. Как отыскать нужного человека (даже если он – дьявол!) в здании с сотней этажей и тысячью контор…

– Чем могу быть полезен? – рядом с девушкой вырос симпатичный портье.

– Я увидела знакомую, – пробормотала Брижитт, – то есть знакомую мамы, не знаю, как ее зовут, такая маленькая старушка в черном…

– А, миссис Джимбль! Экспедиционная контора «Джимбль и сыновья». Сна вчера сняла у нас все помещения на верхнем этаже. Кажется, сейчас занимается оборудованием. Я соединю вас…

– Благодарю. Я пойду сама.

Портье дал ей ценные указания, но при этом так нагло пялился на нее, что ей захотелось поскорее прекратить разговор.

– Старушенция ведет дело с размахом. Целый год эти помещения, учитывая их стоимость, пустовали… А не забежать ли нам вместе на ленч?

– Возможно, завтра, – сказала Брижитт и вышла на улицу. Взглянула на стеклянную стену, на вершине которой Приап свил себе гнездо наверняка не с благотворительной целью. А может, она ошиблась? Нет. Она доверяла своей интуиции.

К тому же интуиция постаралась не обмануть оказанного ей доверия. Она быстро довела мадемуазель Лебланк до бюро услуг. «Барт Уайт, VI этаж, от лифта налево». Внутри, в лучах электрических лампочек, томилась полная блондинка, которая сразу окинула Брижитт, а может, только ее крашеные волосы неодобрительным взглядом.

– К кому?

– К мистеру Уайту. Мой друг…

Но у секретарши не было ни времени, ни желания заниматься чьими бы то ни было друзьями, тем более, что она занималась холением ногтей.

– Шефа нет. Будет через четыре часа.

– Но у меня срочное дело. Нельзя ли его как-нибудь отыскать?

– Нельзя. Комната ожидания рядом.

Брижитт прошла туда. Присела. У нее была прорва времени, чтобы следить за стрелками настенных часов, медленно, но верно двигающимися вперед. В тот момент, когда секретарша лениво, как жирный кот, относила какие-то бумаги в кабинет, Брижитт удалось заглянуть внутрь. За широким, как Елисейские Поля, письменным столом стояло кресло, а за креслом с одной стороны статуэтка Фемиды, а с другой – копия Сикстинской Мадонны.

Мадемуазель Лебланк с удовлетворением почувствовала, что попала куда надо.

День шел к концу. На горные вершины еще падало немного света, но в долину уже спустился мрак, освещаемый десятками маленьких, теплых искорок. Под каждой скрывалась какая-нибудь комнатка, какие-нибудь люди, чаще всего – два человека.

Анита, как бы желая вознаградить Меффа за целый день, проведенный в одиночестве, предложила вечерний променад. С лыжной прогулки она вернулась, когда начало смеркаться. К счастью, скандинав остался позади, на каком-то крутом спуске.

«Лучше поздно, чем никогда», – решил Мефф, но тут же подумал о безопасности. На мансарде ему, в принципе, ничто не угрожало. Мансарда со скандинавами и какой-то семьей с ребенком находилась на конце невероятно скрипучего коридора. Окно выходило на единственную дорогу, ведущую к пансионату. При любой ситуации оставалось достаточно времени, чтобы исчезнуть, провалиться под землю или воспользоваться адским пламенем, применение которого не запрещала ни одна из международных конвенций. Но прогулка! ? Тени становились все плотнее, враждебнее… За любым кустом мог скрываться функционер конкурентов либо заклинатель дьяволов…

Фаусон выбрал компромиссное решение, то есть вышел из пансионата, но на первой же из двенадцати ступенек споткнулся и съехал по лестнице, проделав по пути двойное сальто и мертвую петлю. Когда он выбрался из сугроба, гримаса боли искривила ему лицо. Любое движение ноги вызывало сон.

– Бедняжка! – Гавранкова помогла ему подняться. Потом провела в свою комнату, сделала компресс и согласилась на совместный ужин здесь, наверху, при свечах. Быть может, вывихнутая нога Меффа повысила крепит ее доверия мужчине.

За окном шел снег. Портье напомнил, что связь с миром будет восстановлена не раньше чем завтра.

Разговор вначале не клеился. Фаусон пытался направить его на эмоциональные рельсы. Говорил, что нет ничего хуже человеческого одиночества…

– Человек никогда не бывает одинок, – ответила Анита, – с ним всегда Бог (сатана беспокойно пошевелился) и ближние.

– Да, но трудно всех ближних считать одинаково близкими. Человеку предначертано отыскать себе другого ближнего, лучше всего – противоположного пола…

– Да, человек должен иметь детей. Фаусон чуть не вспылил.

– Да ну их, детей! Человек сам нуждается в счастье, радости, удовольствии, а это в достаточной степени ему может дать лишь другой, любящий, понимающий его человек.

Словно дельтапланерист, он ринулся в глубь голубых очей девушки. Однако поверхность озер осталась неподвижной.

– Ты нужна мне, Анита!

Девушка покрылась румянцем, словно ощипанный гусь на медленном огне.

– Я знаю!

– Эти несколько дней, – продолжал он, – подтвердили то, что я и так предчувствовал с первой минуты. Мы созданы друг для друга. Человек не знает, сколько ему осталось жить. Но всю ту жизнь, что у меня есть, я хотел бы подарить тебе.

Занавески ресниц прикрыли глаза девушки.

– Я всегда был одинок. Если даже я и ухитрялся обманывать себя, я все равно оставался одиноким, оторванным от мира, словно муха, погруженная в янтарь. Может, я был слишком слаб, чтобы умело вести борьбу, а может, не встретил никого подобного тебе. Случалось, мне нужна была помощь, но никто не являлся!