James Bibby - Ронан-варвар (пер. М.Кондратьев)

– Пообедать не желаете? – любезно спросил он.

Снаружи осел как раз изобретал какой-то способ избавить безмозглого черного конягу от восхитительного мешка с сеном, привязанного к его седлу, когда крупный мужчина широким шагом вышел из хижины. Помедлив лишь затем, чтобы вытереть окровавленный меч о гриву осла, он вскочил в седло и, пришпорив коня, галопом погнал его во тьму.

«Во мудак! – подумал осел. – Пользуется тобой как кухонным полотенцем, а потом сваливает, даже сухой морковкой не отблагодарив». Затем, со смутной мыслью о том, не оставил ли этот ублюдок в доме чего-то съедобного, осел засеменил ко входу в хижину.

Еды он, разумеется, внутри не нашел. Только хозяина с хозяйкой, неподвижно лежащих на полу. Совсем неподвижно. А вокруг них почему-то было расплескано изрядное количество липкой алой жидкости – и по полу, и по стенам, и даже по потолку. Осел неторопливо прошел туда, где лежал его хозяин и осторожно его обнюхал. От алой жидкости шел нежный пар, она имела слабый, но привязчивый запах, который странным образом казался привлекательным. Непривычная мысль пришла в голову ослу.

«Интересно, – подумал серый, – каков мой хозяин на вкус».

Вся кузня заревела, когда мехи прокачали воздух через горящий древесный уголь. Длинный стальной клинок светился ярко-оранжевым, когда кузнец вынул его из печи и положил на наковальню. Затем он снова принялся обрабатывать меч здоровенным металлическим молотом. Оглушительный звон отражался от стен, пока сами тени, казалось, не завибрировали, а красные искры не посыпались на землю будто пьяные светлячки. Мышцы кузнеца вздувались от напряжения, а черная кожа блестела в зловещем свете, пока пот стекал по его лицу и рукам. Наконец он взял передышку и повернулся к тощему юнцу, качающему кузнечные мехи.

– Хватит, Ронан. Молодчина, сынок.

Ронан с радостью оторвался от мехов и присел в тени на старую наковальню. Он вздрогнул, когда кузнец снова взялся за молот, и покрепче заткнул пальцами уши. Ему отчаянно хотелось порадовать отца, но от страшной жары его тошнило, едкий дым резал глаза, а звон железа дарил скверную головную боль. Ронан вздохнул и большим пальцем ноги принялся выводить в металлический пыли на полу невнятные узоры. Наследовать семейное ремесло легким делом ему не казалось.

Кузнец снова взял передышку и с участием взглянул на Ронана. Одной из главных проблем в этом мире, как ему часто казалось, были ремесла, которые передавались от отца к сыну, совсем как гемофилия или раннее облысение. Не имело никакого значения, насколько твой сын для этого ремесла не годится. Не имело также никакого значения, что он без малого двухметровая жердь, и что мускулатуры у него еще меньше, чем у недокормленного земляного червя. И уж совсем не имело никакого значения, что он интеллигентный и тонко чувствующий романтик, который страстно желает бродить по миру в поисках приключений. Нет, раз уж ты был кузнецом, и твой отец до тебя тоже, тогда твоему сыну полагалось напрочь забыть про желание стать поэтом. Традиция настаивала, чтобы он провел остаток своей жизни, колошматя молотом по кускам раскаленного докрасна металла. А Ронан, похоже, не был способен проявить относительно подобной перспективы хоть какой-то энтузиазм.

Конечно, он старался, кузнецу приходилось это признать. Мальчик проштудировал все книги, которые он ему дал, но названия вроде «доменные печи для начинающих» или «Сто один способ применения железистого шлака» увлечь его по какой-то причине не смогли. Ронан терпеливо сидел и слушал, как его отец разъясняет загадки ковкости металла или предела прочности при растяжении, но кузнец всегда чувствовал, что мысли его сына блуждают где-то еще. И, если уж откровенно, кузнец не мог не согласиться с тем, что перспективы провести следующие пятьдесят лет за сколачиванием плужных лемехов и крышек от кастрюль в крохотной деревушке за много миль отовсюду вполне достаточно, чтобы кого угодно свести с ума.

Проблема заключалась в том, что Ронан просто для этого ремесла не годился. По сути, вся их семья никогда для него не годилась, еще с тех пор, как тридцать лет назад здесь поселился отец кузнеца. И вовсе не потому, что их кожа была черной, тогда как представители местного племени, именуемого Сам, были белокожими. В Среднеземье цвет чьей-то кожи всегда являлся вещью абсолютно несущественной, а рассовые отношения означали исключительно желание или нежелание того или иного партнера принимать при половом акте особую позу, по странному совпадению именуемую «рассой». Нет, именно отличие в интеллекте ставило их семью особняком.

В столь изолированной деревушке родственное спаривание создало за многие годы нечто вроде проблемы. Правда, местные жители никакой проблемы тут не видели. Для них это был просто самый приятный способ проводить длинные зимние ночи. Возлюби ближнего твоего… и еще одного ближнего… а как насчет твоей кузины… и вот те на, твоя сестричка в последнее время выглядит как никогда аппетитно… В результате ко времени приезда туда отца кузнеца средний житель деревни обладал разумом домашней утки, но с половинным ай-кью. А в обществе, где каждый, кто был способен досчитать до четырех без перспективы слечь потом с жуткой головной болью, расценивался как положительно мозговитый, семья кузнеца сияла будто маяк в ночи.

Кузнец всегда гордился тем фактом, что Ронан был лучшим учеником во всей школе. Впрочем, это немудрено. К примеру, выпускной экзамен по математике состоял только из одного вопроса. «У меня три картофелины. Сколько всего у меня картофелин?» Ронан единственный в своем классе дал верный ответ. Но он всегда чувствовал себя немножко изгоем. Нет, остальные парни вели себя вполне дружелюбно, но для Ронана проблематично было получать удовольствие от таких игр, как «гравитация», когда ты падал с дерева башкой об землю, или «север-юг-запад-восток», когда ты давал маленькому пацану кулаком по затылку и пытался угадать, в какую сторону света он упадет. Так что пока другие парни радостно носились по округе с очередными сотрясениями мозгов, Ронан обычно сворачивался где-нибудь калачиком и читал книжку. Причем вовсе не пособие по кузнечному ремеслу. Нет, это неизменно были мифы и легенды, истории эпических сражений и биографии героев. В результате у него развился предельно приукрашенно-романтический взгляд на мир. Вдобавок у него развилась непроходимо дурацкая идея о том, что он не хочет быть кузнецом. Ронан страстно хотел стать воином и найти массу приключений… Тут кузнец тяжко вздохнул. Если новости, которые он получал от каждого проходившего через их деревню путника, верны, очень скоро мальчику предстояло получить куда больше приключений, чем он сможет переварить…