Антон Мякшин - Бес специального назначения

— Хватит вам издеваться… — плаксиво попросил он, потирая макушку. — Чего вы ко мне пристали?

— Мы? — удивился я. — У тебя совести еще хватает такое говорить! Это ты кашу заварил, а теперь хнычешь!

Циклоп всхлипнул и утер хобот подолом изорванной в лоскуты тоги.

— И без меня Космическая Кара твоего клиента шарахнула бы, — сказал он мне. — Ничего я не заваривал. Я только решил воспользоваться обстоятельствами. То есть ничего я сам не решал, у меня просто выбора не было. Мне, как представителю вымершей расы, это простительно… Ну, один раз всего обрек тебя на казнь в Черной Тьме, так ты же выкрутился!

— Каков нахал! — всплеснул руками Степан Федорович.

— И вообще, — закончил циклоп, — я ж безвредный! Я никому не хочу вреда. И лично против вас ничего не имею. Даже наоборот — когда твой клиент окончательно угробит мировую цивилизацию, я готов возродить планету из пепла. Обещаю править разумно и мирно! Отдельных выживших особей кормить, поить и выгуливать. Не убивайте меня, пожалуйста!

— Маньяк! — вздохнув, констатировал я. А Степан Федорович покраснел:

— С чего это он взял, что я цивилизацию угроблю? Мой период невезения вот уж вторую неделю длится и, значит, скоро закончится. А цивилизация как стояла, так и стоит, ничего ей не делается. Даже жертв не особенно много было… Несколько гитлеровцев… пара-тройка красных партизан-дружинников… псы-рыцари ливонцы… сотня-другая огненных великанов…

— Великий герой Зигфрид, — продолжил я, — его дрессированный етун. Кажется, все. Если не считать двух великанских селений, вырезанных под корень, и мирных берлинцев, до которых все-таки успели добраться охотники за головами…

Степан Федорович втянул голову в плечи.

— Вот он, изверг-то! — возликовал циклоп. — Вот он, мировой злодей! Вот кого надо в мешок сажать! А меня отпустите, пожалуйста. Торжественно обещаю вам больше не вредить!

— Отпустим? — спросил я у своего клиента.

Степан Федорович, подавленный длинным перечнем собственных жертв, энергично закивал.

— Отпустим, отпустим! — сказал он. — Пускай идет. Черт с ним! То есть нет — вы, Адольф, лучше со мной оставайтесь… А циклоп пусть уходит. Все равно ему делать нечего, пока цивилизация не разрушена. Только под ногами мешается.

— Вот именно. Я где-нибудь спрячусь и пересижу. А как только вы планету взорвете, тогда уж и придет мое время…

— Но не раньше! — погрозил я пальцем уродцу. Завидное чувство уверенности у этого типа!

— Договорились. Ухожу, ухожу. Стану царем, вас не забуду. Найду какое-нибудь тепленькое местечко.

— Попейте кофе на дорожку, — предложил гостеприимный Степан Федорович, поднимая со стола вторую чашку.

— А что это такое — кофе?

— Ну… попробуйте. Напиток такой. Очень бодрит. Циклоп осторожно макнул хоботок в чашку и вдруг побагровел:

— Какая гадость! Фу! От него умереть можно, а не взбодриться!

«На вкус и цвет товарищей нет, — подумал я. — Не такой уж и противный парень этот циклоп. Теперь, когда оказался беззащитным… Жалко его, убогого… Все-таки, куда ему деваться? Раса его уничтожена, а он должен выполнять поручение давным-давно почивших старших товарищей. Ну, не любит он людей, но кто ж полюбит тех, кто всех твоих соплеменников извел? В конце концов, какая мне разница, что будет после того, как земная цивилизация будет уничтожена? И еще, кстати, большой вопрос — будет ли? Сколько всего пережили, может, и на этот раз выкрутимся? Самое главное, что он не опасен сейчас. Мы сильнее его, значит, можно проявить велико-душие… А насчет мании величия… У каждого свои странности. Если он так уверен, что в конце концов станет царем мира, фиг с ним. С психами спорить — себе дороже. Правильно Степан Федорович сказал — хоть под ногами мешаться не будет… »

— Отпускаем! — торжественно простер я длань над уродцем. — Свободен! Иди на все четыре стороны!

— Иди! — подтвердил и Степан Федорович.

— Я могу идти куда захочу? — Да.

— Тогда можно я здесь посижу? Здесь, кажется,

безопаснее всего…

— Валяй, — сказал я, а Степан Федорович пожал плечами.

Вот тогда-то шарахнуло в первый раз. Пол под нашими ногами зашатался. Чашка со странным кофе вылетела из рук моего клиента и разбилась. Сверху посыпалась штукатурка и хрустальные висюльки от люстры. Мы с моим клиентом обнялись, как братишки. Циклоп с испуганным визгом заметался по кабинету, ища, куда удобнее спрятаться — и спрятался в шкаф.

— Осторожнее, там глубокая шахта в подземелье! Расшибешься! — хотел предупредить я, но не успел.

Шарахнуло снова. Да так, что мы все-таки не смогли устоять на ногах. Стекла вылетели из окон, с улицы потянуло гарью, за толстенными оконными решетками взвились дымные змеи. Рейхстаг наполнился воплями, топотом и выстрелами. И зашатался, будто теремок, на который взгромоздился медведь.

Дверь кабинета распахнулась, на пороге появился сияющий Штирлиц.

— Слыхали? — воскликнул он. — Началось! Хррч-пок! Хррчпок!

Опять эта тарабарщина. Хррчпок! Гринсшлаг! Я, как истинный бес, понимаю все языки мира, но понять то, что говорит этот тип, не в силах.

— Что началось? — простонал с пола Степан Федорович.

На улице пронзительно завыла сирена воздушной тревоги. И почти сразу же засвистели, заухали бомбы. Оглушительные взрывы потрясли Берлин, тоненько взвизгивали в продымленном воздухе осколки кирпича и брусчатки. Штирлиц рысцой пробежал к своему столу, схватил фото и демонстративно разорвал его в клочки.

— Готово! — закричал он. — Третий рейх мертв! Полчаса назад скончался от предательского взрыва петарды Йозеф Геббельс, а через пять минут в лазарет приволокли Генриха Геринга. Откачивать его даже и не пытались, сразу снесли в мертвецкую! — Штирлиц счастливо расхохотался. — Ловко вы его!

— Мы?!

Очередной взрыв за окнами не помешал разведчику спокойно взять со стола последнюю оставшуюся чашку и посмаковать глоток.

— За упокой души Генриха! — провозгласил он. — Не по вкусу пришелся рейхсмаршалу наш гринсшлаг! А фюрера я решил пока оставить в живых. Попозже набью из него чучело на память о старом добром друге…

Остаток из чашки он выплеснул на стену. Обои тотчас съежились и потемнели, будто окаченные кислотой. А я только сейчас заметил два точно таких же обугленных пятна — на пороге, где уронил первую чашку Геринг, и прямо под лежащим Степаном Федоровичем, где разбилась вторая чашка.

— Вот так кофе…

— Я и не говорил, что это кофе! — хохотнул Штирлиц. — А правда, ха-ха, похоже на здешний кофе… впервые заметил…

— Но как вы можете его пить?!

— Так же, как и вы. Вы что, коллеги, гринсшлаг ни разу не пробовали? Не смешите меня! На Зарстране гринсшлаг — лучший из всех коррогов!