Роберт Рэнкин - Танцы с саквояжем Вуду

—Ну…

— Да, я оказывал некоторое неповиновение, угрожал взорвать несколько компьютерных компаний. Кончил Билли Барнеса, политика мирового масштаба. Но история мне только спасибо скажет.

— Вы забыли сказать «Ну…».

— Санитар! — Доктор нажал неприметную кнопку на столе. — Санитар!

— Постойте. Насчет неповиновения, взрывов и убийства я пошутил. Вы же не принимаете мои слова всерьез.

— Санитар!

— Послушайте, мы так хорошо сидим. Санитар все только испортит. Давайте поговорим о чем-нибудь еще. Кто ваша любимая Спайс-Герл? Мне нравится та норовистая, с большими сиськами. Держу пари, она…

— Санитар!

Дверь в кабинет распахнулась, и на пороге возник здоровенный санитар.

— А, Сесил, — сказал доктор. — Пожалуйста, проводите мистера Вудбайна в палату.

— С удовольствием, сэр.

— Не надо, — запротестовал я, пытаясь подняться. — Не хочу возвращаться в палату. Мне здесь больше нельзя. Правда. От этого зависит все.

— Сэр, наверное, мистеру Вудбайну пора делать уколы.

Доктор кивнул.

— Большим шприцем, — сказал он.

— Не надо большого шприца.

Я попытался высвободиться, но куда там. Сесил схватил меня за воротник смирительной рубашки.

— Очень большим шприцем? — уточнил он.

— Самым большим, — ответил доктор. — С самой длинной иглой.

— Не надо. Не трогайте меня. Вы совершаете страшную ошибку. Вы должны меня отпустить. Я один знаю правду!

Изо рта у меня пошла пена. Я пнул Сесила, но у меня на ногах были только больничные тапочки, а у него тяжелые ботинки и щитки на голенях. Он наступил мне на ногу и улыбнулся.

— А-а! — заорал я. — Отпустите меня. Вы не понимаете, что творите! Я не псих! Не псих! Не псих!

— Идемте, мистер Вудбайн, — сказал Сесил. — Будьте паинькой.

— Это сговор! Вы все заодно! Сексоты Билла Барнеса!

— Пожалуйста, пойдемте.

Он выволок меня из кабинета и потащил по коридору, а я брыкался и орал. Местный персонал словно не замечал нас.

— Вы все заодно! — не унимался я. — До единого!

— Мистер Вудбайн, пожалуйста, тише. Не беспокойте других пациентов.

— Ты получишь за это сполна, недоносок!

Но получил сполна я. Втащив меня в палату, Сесил произвел над моей беспомощной персоной действия, о которых я умолчу, двинул ногой и всадил огромный шприц с длиннющей иглой.

— Спокойной ночи, красавчик, — сказал Сесил, закрывая за собой обитую войлоком дверь.

Я лежал, привязанный к койке, вне себя от ярости и боли. Но сейчас лекарство подействует и наступит забвение.

Вдруг, уже почти теряя сознание, я услышал слабый, зовущий меня голос, шедший изнутри головы. Это был голос Барри, моего кочана-хранителя, несший утешение и поддержку.

— Можно было постараться и лучше, шеф, — произнес он.

Потом добавил:

— Олух.

В 2002 году мой дядя Брайен развалил британское издательское дело. Ничего личного. Он не преследовал корыстных целей, не стремился к известности. Но у него было неимоверное количество правых резиновых перчаток.

Дело в том, что, познакомившись в баре с одним малым, мой дядя купил у него партию резиновых перчаток за тридцать пять фунтов стерлингов. Сделка казалась чрезвычайно выгодной: тысяча пар за фунт стерлингов. Многие бы не отказались обогатиться подобным образом. Но позже дядя обнаружил просчет. Да, он оказался владельцем семидесяти тысяч резиновых перчаток, но все они были на правую руку.

Выбранный моим дядей способ перепродажи этих, казалось бы, бесполезных вещей с приличной выгодой и привел к развалу британского издательского дела.

Разумеется, вы не найдете об этом никаких письменных свидетельств, сколько бы вы ни штудировали учебники истории. Упоминание о дяде Брайене в них отсутствует. Узнать, какова роль моего дяди в изменении хода истории, вы можете только здесь и сейчас.

Читайте, пока можете, ведь в 2001 году во время Великого Оздоровительного Очищения все книги будут уничтожены.

Мой дядя был сочинителем. (Говорю о нем в прошедшем времени, поскольку он давно умер, — был предательски сражен в расцвете лет, причем в этой таинственной истории фигурирует покрытый травой холмик и крупнокалиберная винтовка.) Я происхожу из древнего и знаменитого рода сочинителей и хочу с самого начала предупредить, что сочинительство не имеет ничего общего с обманом.

Обман — это постыдный, низкий и недостойный поступок, который позволяют себе грубые, безнравственные личности во вред другим и на пользу себе. Напротив, сочинительство — благородное искусство бескорыстных людей, служащее обогащению нашего культурного наследия и оживлению окружающего унылого мира.

Истинная правда.

Мой отец тоже был сочинителем. Судите сами.

Когда я только пошел в детский сад, воспитательница попросила детей изобразить на рисунке, чем наши отцы зарабатывают на жизнь. Я изобразил, и мой рисунок так впечатлил воспитательницу, что она вывесила его в холле (между прочим, большая честь).

Через неделю воспитательница обратилась к моему отцу с предложением.

— Мистер Рэнкин, — сказала она, — не смогли бы вы как-нибудь прийти в сад и рассказать детям о своей работе?

Мой папа, плотник по профессии, спросил, зачем.

— Затем, — ответила воспитательница, — что у нас в саду дети никогда не видели китолова.

Дело в том, что за несколько недель до этого разговора папа подарил мне зуб кашалота и рассказал, что добыл его из пасти убитого животного во время одного из своих многочисленных китовых походов. На самом деле он никогда в жизни не был в море и, чтобы развлечь сынишку, просто выдумал эту историю.

Любой нормальный отец, столкнувшись с такой просьбой, тут же выложил бы всю правду и посмеялся бы над сложившейся ситуацией. Но только не мой папа. Он честно служил своему призванию. Без малейшего колебания он согласился, пришел домой, смастерил импровизированный гарпун для демонстрации техники метания и через неделю явился в сад.