Андрей Чернецов - Серебряный осел

Почему-то вспомнился день, когда они высадились в Италии. Корабль пришвартовался поздним вечером, и сестрам пришлось заночевать в какой-то таверне на чердаке, на сеновале (за что с них содрали изрядную сумму).

Утром они пробудились от шума многих голосов — постояльцы обсуждали в таверне какое-то событие.

— Что случилось? — спросила Орланда рабыню хозяина, проносившую мимо ведро с помоями.

Выяснилось, что взволновал собравшихся дикий слух, будто Тартесса больше не существует. Что он-де разрушен армией, приплывшей из-за океана и состоявшей из кровожадных дикарей маййяр.

Их колдуны, мол, заколдовали стражу, превратив ее в козлов, после чего меднокожие ворвались в город и всех вырезали от мала до велика.

Дверь в таверне скрипела ежеминутно. Люди приходили и уходили. Они садились с растерянными лицами за стол, требовали вина и закуски и обсуждали эту новость.

За соседним столом огорченный событиями торговец жаловался:

— Как же мне быть? Я сорок тысяч сестерциев вложил в торговлю в Тартессе! Это все мое достояние. А теперь что же мне делать?

— Ну и попадет же теперь Арторию! Август с него шкуру сдерет! — злорадно комментировал кто-то.

— Да, в самом деле, что случилось с прокуратором? Его тоже превратили в козла?

— Насчет прокуратора не знаю! — изрек почтенный старик в одеянии странствующего жреца Аполлона. — Но если это и так, то известно, за что боги наказали этот город.

— Ну и за что?

— За убиение царя! — изрек жрец.

— Как?! — невольно вырвалось у Орланды.

— А ты не слыхала? Умертвил юного царя Кара телохранитель, дикарь из варварских земель, а тело выбросил в море. И бежал, драгоценности захватив, с отрока снятые. Ну, это так говорят, только, думаю, прикончил парня Аргантоний, дядька его, чтобы претендента на трон убрать.

Орланда потом полдня ходила сама не своя, вспоминая мягкую улыбку мальчика и его печальный голос.

Выходит, переоценил он ум своего родственника…

Негромкий шорох привлек ее внимание.

Что там такое?

Кажется, это со стороны алтаря.

На мгновение Орланде показалось, что у мраморного куба мелькнула неясная тень.

Да нет, почудилось. Наверное, усталость сказывается.

Заброшенный алтарь являлся подлинным произведением искусства. Воздвигнут он был, судя по всему, в честь какой-нибудь местной нимфы. Ее изображения помещались на всех четырех гранях. Прекрасная полуобнаженная девушка то танцевала, то нюхала цветок, то, склонившись к земле, ласково гладила некую мелкую зверушку. Древний мастер также украсил жертвенник причудливым орнаментом из плодов, листьев и цветов. Местами рельефы были побиты мхом и временем. И все же большей частью резьба сохранилась довольно неплохо. Словно кто-то ухаживал за алтарем, не давал ему прийти в полную негодность, надеясь на то, что еще затеплится на нем священный огонь, понесутся к небу клубы жертвенного дыма.

Рядом всхлипнули.

Покосившись, девушка увидела, как Асинус кивает головой, будто совершает перед алтарем обряд поклонения. И при этом чудно фыркает.

— Ты чего, приятель? — ласково обратилась она к ослу.

Ушастый совсем по-человечески вздохнул и снова всхлипнул. Орланде даже показалось, что на глазах у животного выступили слезы.

— Не горюй, дружочек, прорвемся, — пообещала. — Давай-ка я тебя почищу да причешу.

Нарвав травы и соорудив из нее мочалку, она принялась охаживать ослиные бока. Асинус благодарно принимал знаки внимания. Замер, даже веки прикрыл от удовольствия. А вот кусик явно приревновал хозяйку к хвостатому. Взобрался тому на холку и укусил осла за длинное ухо. Небольно, но ощутимо, чтоб помнил, кто здесь главный.

Орланда рассмеялась.

Ни с того ни с сего припомнилась простенькая песенка, которую она пару раз слышала на улице в Сераписе. Запела звонким голосом:

Асинус дернулся всем корпусом.

— Что ты, что ты, глупыш, это ведь не про тебя.

— Дурацкая песня! — фыркнула подошедшая к ним Орландина.

Эту пастушью песенку она, конечно, знала. Но не думала, что и сестра знакома с подобными образчиками простонародного творчества.

Бывшая послушница согласно кивнула, но петь не перестала:

— Подхватывай, а? — подмигнула Орланда амазонке.

Та пожала плечами. Еще чего.

И вдруг слова сами полились у нее из груди:

Сестры закончили петь, посмотрели друг на друга и… расхохотались. Потом обнялись и, бросившись на землю, покатились по траве, награждая одна другую легкими шлепками и тумаками.

— Ну, право, дети малые! — раздался над ними мелодичный, похожий на соловьиную трель голос.

Близняшки застыли, словно две поверженные наземь мраморные статуи.

Первой опомнилась Орландина.

Мгновение — и она уже на ногах, с выставленным впереди себя коротким мечом скрамасаксом.

— И не стыдно вам? — с укоризной глянула на амазонку высокая красивая девушка, у которой волосы почему-то были зеленого цвета. Но такие длинные и густые, что обвивали изящную девичью фигурку, спускаясь до самой земли.

Как отметила прознатчица, никакой иной одежды на их нежданной гостье не было.

— Ты кто? — по-волчьи оскалила зубы воительница.

— Хозяйка здешняя, — величественно выставила вперед высокую грудь странная дева.

— Видали мы таких… хозяев, — презрительно сплюнула Орландина.

— Не бранись, — дернула ее за полу ставшая за спиной Орланда. — Она и впрямь здесь госпожа.

В зеленоволосой красавице девушка с удивлением узнала ту самую плясунью, чье изображение было вырезано на алтаре. Да и чувствовалось в ней что-то такое , особенное, заставлявшее непроизвольно склонить голову в знак уважения.