Аркадий Стругацкий - Возвращение

Над головой Кондратьева с фырканьем прошел небольшой вертолет. Кондратьев поднял глаза и проводил его взглядом. Вертолет полетел над колпаком, затем вдруг вильнул в сторону и камнем рухнул вниз. Кондратьев ахнул и вскочил на ноги. Вертолет уже стоял на «крыше» колпака. Казалось, он просто неподвижно повис над языками пламени. Из вертолета вышел крошечный черный человечек, нагнулся, упираясь руками в колени, и стал смотреть в ад.

— Скажи, что я вернусь завтра утром! — крикнул кто-то за спиной Кондратьева.

Штурман обернулся. Невдалеке, утопая в пышных кустах сирени, стояли два аккуратных одноэтажных домика с большими освещенными окнами. Окна до половины были скрыты в кустарнике, и качающиеся под ветерком ветки выделялись на фоне ярких голубых прямоугольников тонкими ажурными силуэтами. Послышались чьи-то шаги. Затем шаги на секунду остановились, тот же голос крикнул:

— И попроси маму, чтобы она сообщила Борису!

— Хорошо! — откликнулся женский голос.

Окна в одном из домиков погасли. Из другого домика доносились звуки какой-то грустной мелодии. В траве стрекотали кузнечики, слышалось сонное чириканье птиц. Во всяком случае, на этой фабрике мне делать нечего, подумал Кондратьев.

Он встал и отправился назад. Несколько минут он путался в кустарниках, отыскивая дорогу, затем отыскал и зашагал между соснами. Дорога смутою белела под звездами. Еще через несколько минут Кондратьев увидел впереди голубоватый свет, газосветные лампы столба с указателем и почти бегом сошел к самодвижущейся дороге. Дорога была пуста.

Кондратьев, прыгая, как заяц, и вскрикивая: «Гоп! Гоп!», перебежал на полосу, движущуюся в направлении города. Ленты неярко светились под ногами, слева и справа уносились назад темные массы кустов и деревьев. Далеко впереди горело в небе голубоватое зарево — там был город. Кондратьев вдруг ощутил зверский голод.

Он сошел у веранды со столиками, той самой, возле которой стоял указатель: «Поворот к Желтой Фабрике — 1 км». На веранде было светло, шумно и вкусно пахло. Народу было так много, что Кондратьев даже удивился. Были заняты не только все столики — их было не меньше пятидесяти, и они стояли полукругом, — но и пространство внутри полукруга, где люди сидели и лежали на каких-то ярко раскрашенных круглых матрациках. Большая куча таких матрациков громоздилась в углу веранды. «Здесь, пожалуй, поужинаешь…» — уныло подумал Кондратьев, но все-таки поднялся по ступенькам и остановился на пороге. Праправнуки пили, ели, смеялись, разговаривали и даже пели.

Кондратьева сразу потянул за рукав какой-то голенастый праправнук с ближайшего столика.

— Садитесь, садитесь, товарищ, — сказал он поднимаясь.

— Спасибо, — пробормотал Кондратьев. — А как же вы?

— Ничего! Я уже поел, и вообще не беспокойтесь. Кондратьев, совершенно не зная, что сказать и как себя вести, с величайшей неловкостью уселся, положив руки на колени. Огромный темнолицый мужчина напротив, поедавший что-то очень аппетитное из глубокой тарелки, вскинул на него глаза и невнятно спросил:

— Ну, что там? Тянут?

— Что тянут? -спросил Кондратьев. Все за столиком глядели на него. Темнолицый, перекосив лицо, глотнул и сказал:

— Ведь вы из Аньюдина?

— Нет, — сказал Кондратьев. — Я с Желтой Фабрики. «Не ляпнуть бы чего-нибудь невпопад», — подумал он.

— Где это? — с любопытством спросила молодая женщина, сидевшая справа от Кондратьева.

— До поворота на Желтую Фабрику один километр, — пробормотал экс-штурман.

— А там -по холму и… к домикам…

— И над чем вы там работаете?

Кондратьеву захотелось встать и уйти.

— Видите ли… — начал он.

Но тут коренастый юноша, сидевший слева, радостно сказал:

— Я знаю, кто вы! Вы штурман Кондратьев с «Таймыра»!

— Ох, простите! — сказала женщина. — Я не узнала вас. Простите!

Темнолицый сейчас же поднял правую руку ладонью вверх и представился:

— Москвичев. Иоанн. Ныне — Иван. Женщина справа сказала:

— Завадская Елена Владимировна.

Коренастый юноша задвигал ногами под столом и сказал:

— Басевич. Метеоролог.

Маленькая беленькая девочка, затиснутая между метеорологом и Иоанном Москвичевым, весело пискнула:

— Оператор тяжелых систем Марина Черняк… Экс-штурман Кондратьев привстал и поклонился.

— Я вас тоже не сразу узнал, — объявил Москвичев. — Вы здорово поправились. А мы вот здесь сидим и ждем. Не хватает планетолетов, остается только сидеть и поедать сациви. Сегодня днем нам предложили двенадцать мест на продовольственном танкере — думали, что мы не согласимся. Мы сдуру начали бросать жребий, а в это время на танкер погрузилась группа из Воркуты. Главное — здоровенные ребята! На двенадцать мест еле втиснулось десять человек, а остальные пятеро остались здесь, — он неожиданно захохотал, — сидят и едят сациви!… Кстати, а не съесть ли еще порцию? А вы уже ужинали?

— Нет, — сказал Кондратьев. Москвичев вылез из-за стола.

— Тогда я и вам сейчас принесу,

— Пожалуйста, — сказал Кондратьев благодарно. Иоанн Москвичев удалился, протискиваясь между столиками.

— Выпейте вина, — сказала Елена Владимировна, пододвигая Кондратьеву свой бокал.

— Спасибо, не пью, — механически сказал Кондратьев. Но тут он вспомнил, что он больше не звездолетчик и звездолетчиком никогда уже не будет. — Простите. С удовольствием.

Вино было ароматное, легкое, вкусное. Нектар, подумал Кондратьев. Боги пьют нектар. И едят сациви.

— Вы летите с нами? — пропищала оператор тяжелых систем.

— Не знаю, — сказал Кондратьев. — Может быть. А куда вы летите?

Праправнуки переглянулись.

— Мы добровольцы, — сказал Басевич. — Мы летим на Венеру. Надо превратить Венеру во вторую Землю.

Кондратьев резко выпрямился и поставил стакан.

— Венеру? — спросил он недоверчиво. Он-то хорошо помнил, что такое Венера. — А вы были когда-нибудь на, Венере?

— Мы не были, — сказала Елена Владимировна. — Был Москвичев, да это ведь неважно. Плохо, что не хватает планетолетов. Мы ждем уже три дня.

Кондратьев вспомнил, как он тридцать три дня крутился вокруг Венеры на планетолете первого класса, не решаясь высадиться.

— Да, — сказал он с горькой иронией, — это неприятно ждать так долго…

Затем он с ужасом посмотрел на беленького оператора тяжелых систем:

— Простите, вы тоже летите на Венеру?

— У меня индекс здоровья восемьдесят восемь, — немножко обиженно сказала оператор.

— Простите… Конечно… восемьдесят восемь… — пробормотал Кондратьев. «Радиоактивные пустыни, — подумал он. — Атомные вулканы. Черные бури…»

Вернулся Москвичев и грохнул на стол поднос, уставленный пиалами и тарелками. Среди тарелок торчала пузатая бутылка с длинным горлом.