Алексей Атеев - ЧЕРНОЕ ДЕЛО

– Послушай, Илья, - сказал он Безменову, - дай мне свой пистолет.

– Зачем это? - удивился Илья.

– Тебе что, жалко?

– Да нет, не жалко, но объясни, для чего?

– Просто хочу подержать в руках оружие. Ощутить ею тяжесть. Прикоснуться к смерти.

– Мне кажется, ты уже и так достаточно наприкасался. Пожалуйста, возьми, только я обойму для порядка вытащу.

Тот взял его, взвесил в руке, зачем-то дунул в ствол.

"Вот оно! - ударило в мозгу Осипова. - Ты хочешь прикоснуться к смерти, давай, действуй. Обоймы в оружии нет, но в стволе есть патрон. Илья забыл, что перед тем как войти в дом, он передернул затвор".

Осипов стоял, опустив голову, словно в глубокой задумчивости. Интересно, что и остальные замерли, ожи-:, дая неведомо чего.

И внезапно Осипов понял. Все, о чем он сейчас думал, пришло не из его собственного разума, а из темного сознания того существа, что угнездилось в нем с нынешней ночи. Оно подсказывает, оно провоцирует, оно представляет реальность в черной беспросветной мгле, и это только начало. Уже сейчас ему почти невозможно сопротивляться, а что будет дальше: через неделю, через месяц, через год? Он сам станет монстром, таким, как физрук, как Пантелеев. Он - уже не человек, он - оборотень. Он!!!

Но этому еще не поздно положить конец. Побочные инстинкты не возобладают над ним.

Илья словно во сне наблюдал, как его лучший друг сунул ствол "Макарова" в рот и нажал спусковой крючок.

Последнее, что успел увидеть журналист перед тем, как серебряная пуля разнесла ему затылок, было искаженное лицо вскочившего с дивана Пантелеева. Его дикий вопль он уже не слышал.

Несколько секунд никто не мог прийти в себя. Первым опомнился Илья. Он бросился на Пантелеева с криком:

– Вяжи его!

Но в этом, видимо, не было необходимости. Кинорежиссер рухнул на пол и стал корчиться в ужасных конвульсиях. Казалось, сквозь него проходит электрический разряд огромной силы. Он бился об пол, точно эпилептик, сотрясался в безумном припадке. Нечто, как он надеялся, ушедшее навсегда, возвращалось в свое привычное обиталище. Чужой разум, как случайная квартира, оказался неприспособленным для него.

Машина, подпрыгивая на ухабах, неслась по направлению к Рязани. В кабине было трое: за рулем, то и дело протирая воспаленные, красные от бессонницы глаза, сидел Илья Безменов, на заднем сиденье, из последних сил борясь со сном, клевал носом Хохотва, рядом привалился в угол режиссер Комов, он же Пантелеев. Данный субъект был крепко связан по рукам и ногам, да при этом еще находился в бессознательном состоянии. Перед тем как погрузиться в машину, ему вкатили лошадиную дозу снотворного.

Илья чисто автоматически вел машину, на время вычеркнув из памяти все произошедшее. Сейчас главное - довести дело до конца, о том, что произошло в дачном доме, об оставленных без присмотра трупах, о предстоящих объяснениях он старался не думать. Только бы доставить этого монстра в Рязань, в передвижной цирк!

"Ну доставишь ты его, а дальше? - эта мысль неотступно вертелась в мозгу, не давая сосредоточиться на обдумывании дальнейших действий. - Дальше-то что? Там посмотрим, - убеждал себя Илья, - ведь развязка, по сути дела, уже наступила. Погиб Осипов, и тот, другой… А если все это бред?"

– Эй, ученый! - окликнул он Хохотву. - Ты бы поговорил со мной, а то я засыпаю, можем не доехать… Врежемся в какой-нибудь придорожный столб - и привет. Давай, говори.

– О чем?

– Да о чем угодно. Ты веришь, что все получится?

– Кто его знает? - Хохотва зевнул и потянулся. - А я тоже задремал. Может, и получится. Честно говоря, еще вчера я бы с уверенностью сказал, что все это вздор. А теперь, после случившегося… Даже не знаю… Я о другом думаю. Вот мы оставили в том доме Ивана Григорьевича и этого фотографа. Как-то не по-человечески.

– Да не береди ты душу. Сам понимаю, но промедление еще хуже. Мы ничего наверняка не знаем, а если он в действительности… - Илья замолчал, словно не решаясь произнести, -…оборотень, - наконец выговорил он. - Сколько он еще может натворить. Ты же сам видел…

– А если нет?

– Тогда… тогда… - Он.снова замолчал. - Тогда мы пропали. Кстати, как он там?

– В отрубе. Действие снотворного кончится часа через четыре. Хорошо, привезем мы его в цирк… В клетку, что ли, засунем?

– Именно.

– А потом.

– Потом? Я думаю, если он действительно оборотень, то должно совершиться превращение, как только взойдет полная луна.

– И?

– Не знаю я!!! - закричал Илья. - Не приходилось мне до сих пор общаться с оборотнями. Да и вообще с потусторонними силами. Как легко и просто жилось! Ловишь себе преступников всех мастей: грабителей разных, убийц. Спору нет, мерзавцы. Но ведь вполне обычны. Все у них просто и понятно. И мотивы понятны, и способы. А тут!.. Ты помнишь, Осипов говорил, что все произошедшее вроде тщательно спланировано. А он сам вроде родственник этого… Я, честно говоря, не уловил, все так стремительно разворачивалось.

– Да и я тоже. Бормотал нечто невнятное. Ритуал-Жертва… Заранее распределены роли… Похоже, его выбрали не случайно.

– А как?

– Не знаю.

– Но ведь ты же ученый. Этнограф! Ты ездил к старикам, общался… В конце концов, ведь ты же специализируешься на этом!.

– На чем я специализируюсь? На нечистой силе, что ли?

– А старики что говорят?

– Ничего они не говорят, я же рассказывал. Они считают, что с этим ничего поделать нельзя.

– Посмотрим, - скрипнул зубами Илья.

В Рязань они приехали под вечер. Быстро пронеслись по улицам и остановились перед шатром шапито.

Илья пошел разыскивать цыгана, а Хохотва остался сторожить пленника, который к тому времени начал приходить в себя.

Минут через пятнадцать прибежал возбужденный Капитан Блад.Он глянул на сидящего в машине и тут же выдохнул:

– Он!

– Кто "он"? - нетерпеливо спросил Илья.

– Тот парень, из-за которого мои мишки взбунтовались. Он их тогда смутил. Я бы его из тысячи узнал…

– Что дальше делать будем?

– Покуда перенесем его в мой вагончик. Вы туда же. Глаз с него не спускайте.

– Мы больше суток не спали.

– Ладно, один сторожит, другой кемарит - потом наоборот. Кончится представление, я приду, тогда и разберемся.

– А если он того… Превратится. Цыган подумал:

– Тогда молитесь богу.

Пантелеев пребывал в странном состоянии, когда все происходящее воспринимается как сон. Сквозь этот сон он вспомнил, как его куда-то везли, потом тащили, и вот теперь он находится в непонятном помещении - не то в железнодорожном вагоне, не то в фургоне. И еще… Он сквозь оцепенение понимает, что все надежды рухнули.

Руки и ноги крепко стянуты, от пут они затекли, и теперь он их совсем не чувствовал, что же происходит? Вот его снова подняли и снова поволокли. Пантелеев ощутил острый, смутно знакомый запах. Где это он?