Патрик Несс - Вопрос и ответ [litres]

– О чем вы? – не понял я.

Мистер Коллинз взял его за локоть и потащил вон из дверей.

– Эй! – крикнул я, идя следом. – Ты куда его тащишь?

Мистер Коллинз замахнулся кулаком, штобы дать мне тумака…

и я увернулся.

(заткнись)

Он расхохотался и запер за собой дверь.

Клац.

Я остался в башне один.

И вот когда жужжание мэра Леджера стихло на лестнице, я все и услышал.

Марш марш марш – далеко, на дороге.

К бойнице, скорее.

Да, они здесь.

Победоносная армия вступала в Убежище.

Они текли по зигзагообразной дороге, как черная река, пыльные, грязные, словно где-то прорвало дамбу. По четыре-пять человек в ряд. Авангард уже исчезал среди деревьев у подножья холма, а хвост только-только переваливал через вершину. Толпа смотрела на них: мужчины – отвернувшись от платформы; женщины выглядывали из переулков.

Марш марш марш крепчал, катался эхом по городским улицам. Будто часы тикали к концу завода.

Толпа ждала. Я ждал вместе с ними.

И вот за деревьями, на повороте…

Здесь.

Армия.

Впереди мистер Моллот.

Мистер Моллот, што жил на бензоштанции в Прентисстауне… мистер Моллот, думавший злые, жестокие вещи, какие ни один мальчик не должен слушать… мистер Моллот, стрелявший людям в спину, когда они пытались бежать.

Он вел армию.

Я уже его даже слышал: он скандировал речовку, штобы все шагали в ногу. Ать, два , орал он в ритм шага.

Ать, два.

Ать, два.

Ногу… ногу… ногу на шею.

Они вышли на площади, повернули вбок, неостановимо отрезая мужчин от женщин, вбивая клин. Мистер Моллот был достаточно близко, штобы я разглядел улыбку – слишком знакомую улыбку. Из тех, што оглушают, бьют, ставят на колени.

Он подходил все ближе, и во мне крепла еще одна уверенность.

Это была улыбка без Шума.

Кто-то – наверное, один из этих, патрульных – уже как пить дать ездил навстречу армии на дорогу. Отвозил лекарство. Армия не производила ни звука, кроме топота и вот этой речовки.

Ногу… ногу… ногу на шею.

Войско промаршировало вокруг площади к платформе. Мистер Моллот остановился на углу, представив порядкам выстроиться позади, спиной ко мне, лицом к толпе, которая теперь вся как один смотрела на них.

Я узнавал солдат одного за другим. Мистер Уоллас. Мистер Смит-младший. Мистер Фелпс, магазинщик. Все прентисстаунские и еще много, много других.

Да, армия явно выросла, пока шла.

Вон Айвен, который из амбара в Фарбранче… он еще сказал, што везде есть сочувствующие. Он возглавлял один из порядков, а все, кто доказывал его правоту, строились за ним – по стойке смирно, ружья на изготовку.

Последний солдат встал на место с последним словом речовки.

Ногу на Ше-Ю!

И воцарилась тишина. Веющая над Новым Прентисстауном, будто ветер.

Пока в соборе не грохнула дверь…

И мэр Прентисс не вышел говорить со своим новым городом.

– Прямо сейчас, – сказал он в микрофон, отдав честь мистеру Моллоту и взойдя по лестнице, – в этот самый момент вы боитесь.

Город глядел на него, молчал – ни единого Шума, ни даже жужжания.

Женщины стояли в переулках и тоже молчали.

Армия – навытяжку, готовая ко всему.

Я понял, што и сам затаил дыхание.

– Прямо сейчас вы думаете, что вас захватили, завоевали. Вы думаете, что надежды нет. Вы думаете, что я вышел сюда, чтобы зачитать ваш приговор.

Я не видел его лица, но из спрятанных по четырем углам площади колонок голос гремел ясно и гулко – над всем городом, над всей долиной и дальше. Хотя кому его там слушать? Есть ли еще кто в Новом свете, кто не здесь или не лежит под землей?

Мэр Прентисс обращался сейчас к целой планете.

– И вы совершенно правы. – И клянусь, я услышал улыбку у него в голосе. – Вы действительно завоеваны. Вы действительно побеждены. И сейчас вы узнаете свою судьбу.

Он умолк, дал мысли усвоиться. Мой Шум взрокотал, и несколько мужчин в толпе подняли головы, устремили взгляд на вершину башни. Я постарался притихнуть. Кто же они? Кто они такие, эти чистые, благополучные и совсем не голодные люди, которые просто взяли и отдали себя ему?

– Но это не я вас завоевал, – продолжал мэр. – Не я победил, разгромил и поработил вас.

Он помолчал, оглядывая толпу. Мэр был весь в белом: белая шляпа, белые сапоги… Белая материя покрывала платформу. Дневное солнце лило сверху свет – все вместе просто слепило глаза.

– Вас поработила ваша леность, – возвестил он. – Вас победило самодовольство. Вас приговорили… – здесь его голос внезапно набрал мощи и так вдарил это «приговорили», что половина народу на площади подпрыгнула, – ваши благие намерения!

Он накручивал сам себя, тяжело дыша в микрофон.

– Вы позволили себе ослабеть, размякнуть перед лицом опасностей этого мира – настолько, что за одно-единственное поколение превратились в тех, кто сдался СЛУХАМ !

Он принялся мерить сцену шагами с микрофоном в руке. Каждое перепуганное лицо в толпе, каждое неподвижное – в армии поворачивалось ему вслед: туда, обратно… туда, обратно…

И мое тоже.

– Вы дали армии беспрепятственно войти в город! Вместо того, чтобы заставить нас взять его приступом, вы отдали его сами , по доброй воле!

Он продолжал ходить и громыхать.

– Вы все знаете, что я сделал. Я пришел и взял . Я взял вас . Я взял вашу свободу. Взял ваш город. И ваше будущее.

Он рассмеялся, словно поверить не мог в собственную удачу.

– А я ведь ждал войны.

Некоторые в толпе уставились себе на ноги, избегая чужих взглядов.

Неужто им стыдно?

Надеюсь, што так.

– Но вместо войны, – продолжал мэр, – я получил… беседу. Беседу, которая началась с «пожалуйста, не причиняйте нам вреда» и закончилась «пожалуйста, берите все, что хотите».

Он остановился посреди платформы.

– Я ждал ВОЙНЫ! – рявкнул он и выбросил в их сторону кулак.

И они отшатнулись.

Если толпа вообще может отшатнуться – в общем, она отшатнулась.

Больше тысячи мужчин попытались уклониться от кулака одного.

Чем там были заняты женщины, я не знаю.

– И поскольку войны вы мне не дали, – светло заключил мэр, – теперь пожинайте последствия.

Двери собора снова распахнулись, и вперед вышел мистер Коллинз, толкая перед собой мэра Леджера – прямо через армейские порядки, руки связаны за спиной.

Мэр Прентисс молча, скрестив руки на груди, смотрел, как он идет. В толпе мужчин наконец-то поднялся ропот, еще громче – в толпе женщин. Всадники многозначительно покачали стволами в назидание. Мэр даже не оглянулся на звук, словно это было ниже его достоинства – такое замечать. Он просто глядел, как мистер Коллинз толкает мэра Леджера вверх по ступенькам на платформу.

На самом верху тот остановился и уставился на публику. Публика в ответ уставилась на него, слегка морщась от пронзительного, визгливого жужжания Шума, который… да, который уже начинал кричать какие-то членораздельные слова – страх, картинки страха, картинки того, как мистер Коллинз подбил ему глаз, разбил губу, как мэр Леджер сдавал город, соглашался, штобы его заперли в башне.