Дмитрий Лазарев - Арфист [litres]

Дарья смотрит на Светлану и ловит ее взгляд. Девушка замирает, не сводя глаз с Пробуждающей. Не знаю, что это – гипноз, ментальное воздействие или что-то еще, но, так или иначе, Светлана уже во власти Дарьи. А значит, все – пост сдан, пост принят. Я тут больше не нужен, и дальнейшего мне видеть не следует. (Взгляд Пробуждающей достаточно красноречив, и ее струны – тоже.) Отвернувшись, шагаю в сторону выхода, но Светлана вдруг ловит меня за руку.

– Куда вы? Не уходите! Пожалуйста!

Лицо Пробуждающей внешне остается столь же спокойным и дружелюбным, только белая струна ее дает тональность удивления… и еще чего-то. Не могу разобрать, потому что сосредоточен на кандидатке. Что творится со Светланой? По идее, Дарья должна полностью переключить ее на себя. Откуда же этот сбой? Похоже, я напортачил – все-таки переборщил с воздействием на струны девушки… И это нужно срочно исправить, разорвать связь между нами.

Опять приходится работать с листа, импровизировать. Разорвать установившуюся чувственную связь должно быть не сложнее, чем создать ее. Обратный алгоритм касания струн… Прислушиваюсь к мелодии, которую играет душа Светланы, и стараюсь вспомнить, как она звучала до моего воздействия. Вернуть все в прежнее состояние. Подобно тому, как аккомпаниатор подбирает нужную мелодию на своем инструменте, я сейчас, полностью полагаясь на свое чутье арфиста, осторожно восстанавливаю прежнее звучание души моей новой знакомой. Вот так: фиолетовая, белая, зеленая… Верно? Не совсем… Еще чуть-чуть: зеленая, белая, фиолетовая… кажется, порядок.

Сияние в глазах Светланы постепенно гаснет, а на смену ему приходят удивление и даже страх. Впрочем, когда их с Дарьей взгляды снова встречаются, эти эмоции исчезают сами собой. Теперь Пробуждающая полностью владеет вниманием девушки. Она приближается к ней вплотную и кладет руки ей на плечи.

Я поспешно отворачиваюсь. Вот сейчас мне точно пора. Вроде ничто более не удерживает меня здесь. Или удерживает? Тревога? С чего бы? Да, ритуал пробуждения – не пикник на лужайке, но Дарья говорила, что опасности для жизни он не несет. Худшее, что может случиться – потеря сознания. Тогда в чем дело? Может, чувственная связь со Светланой оборвана не до конца с моей стороны? Если так – тем более надо уйти!

Ускоряю шаг и покидаю зону открывающихся врат. Не оглядываюсь – знаю, что никого там не увижу – обе участницы ритуала уже на Изнанке. Возникшее было желание дождаться Дарью после ритуала и обсудить с ней назревшие вопросы резко отметается, как заведомо дурацкое – Пробуждающей точно будет не до меня. Позвоню ей позже. Завтра, например. Да, точно, так и сделаю!

Санкт-Петербург. 17 июня 2017 года

Холодно, промозгло, мрачно и тихо. На Изнанке всегда так, независимо от времени года. Но боль постепенно унимается, это плюс. Что же так плохо-то? Ведь всего три дня, как от целителя. Или это мне приключение в морге аукается? Черта с два бы я иначе сюда полез, но несколько часов в физической реальности – и мне от боли небо с овчинку покажется.

Невский здесь словно вымер. Он не похож сам на себя. Надо знать эту никогда не спящую улицу – на ней всегда огни, всегда люди (хоть чуть-чуть, да есть), и, конечно, она всегда звучит . Торжественно, маршево, духовыми или органом, скрипками или виолончелями. А здесь – мертвая тишина.

Я шел, и шаги гулким эхом отдавались по пустой улице. Другие звуки отсутствовали, и всякое движение тоже. Даже воздух не двигался – полный штиль. Небо выглядело не просто по-питерски пасмурным – сумерки без намека на багрянец заката, серые с легкой лиловизной, потому что Изнанка. Я двигался без особой цели, неведомо куда, просто чтобы не стоять на месте. Пользуясь отсутствием машин, прямо по центру проспекта между Екатерининским сквером и Театром комедии, мимо длинных и приземистых торговых рядов Гостинки, мимо башни на Думской… Все архитектурные изыски Питера здесь казались обманками, макетами или посмертными масками, лишенными даже подобия жизни. Справа католический храм Святой Екатерины, впереди – здание «Зингер» и Казанский собор. С каждым шагом мне все более становилось не по себе, будто я шагал по огромному склепу.

Звучание возникло внезапно, словно ниоткуда. Резкое, диссонирующее, режущее уши. Это сзади, не очень далеко, но и не совсем рядом. По пустому молчащему городу звучание разносится дальше. Человек. И паранорм, конечно – другие здесь не звучат . И он дико, невероятно напуган – темно-серая струна заглушала все остальные. Ребушки-воробушки, да ведь это страх смерти! Вполне реальной и осязаемой смерти, которая стремительно настигает. Я не видел и не слышал того, кто (или что?) вызывало такой ужас, но встречаться с ним мне совершенно не хотелось.

Я резко ускорил шаг и переместился на левый тротуар, прижавшись почти к самым домам – на середине улицы меня сквозняком пронизывало очень неприятное ощущение беззащитности. Возле Казанского собора я остановился и оглянулся. Человек, звучащий ужасом, вынырнул с Михайловской. Он бежал во все лопатки, но все же не успел: две гигантские черные членистые лапы буквально пригвоздили его к асфальту, проткнув насквозь. А следом из-за домов стал вылезать невероятных размеров паук, черный, как пещерная тьма.

Ужас, паника. Бежать, спасаться! Ноги сами понесли меня влево, по набережной канала Грибоедова. Вода… Питерские реки и каналы всегда мне помогали. Вода канала едва двигалась, но энергия от нее все равно исходила. Сзади неслась дикая какофония души агонизирующего паранорма. Пока она маскировала мое собственное звучание , но это ненадолго.

Заглушить его? Но как? Никогда еще передо мной не стояло такой задачи. Я бежал, пытаясь не позволить сердцу выпрыгнуть через глотку, и отчаянно пытался сообразить, что делать: невозможно погасить звучание человеческой души, не убив при этом ее обладателя. Мог ли паук слышать струны? Я бы не поставил свою жизнь на отрицательный ответ.

Рядом – место Силы. Банковский мост. Его грифоны – не просто красивые фигуры, на фоне которых всем охота сфотографироваться. Пусть на Изнанке и нет звучания , но Сила места должна оставаться – в едь на Марсовом поле все именно так. Я бежал со всех ног, стараясь только не оступиться на неровных плитах набережной. Впереди показались грифоны, а вместе с их появлением мне в голову пришла идея. Опять свалилась откуда-то извне. Пусть заглушить струны нельзя, но можно замкнуть свое звучание внутри себя, как музыку в наушниках. В месте Силы сделать это будет однозначно проще, как и всякий рискованный эксперимент.

Я добежал как раз в тот момент, когда звучание паранорма умолкло. Добежал и буквально врезался в одну из статуй. Встал на мост, чтобы здоровенная фигура находилась между мной и тварью на Невском, прижал ладони к холодному металлу грифонова бока и сосредоточился на себе. Создать виртуальный кокон, который не пропускал бы наружу то, что излучает моя душа, – задачка нетривиальная. Но мне словно подсказывал невидимый суфлер. Не каждое действие, а общие принципы, а дальше уже я домысливал сам, опираясь на свой десятимесячный опыт арфиста. Проблема в том, что даже если получится, я этого не пойму, поскольку сам себя буду продолжать слышать. Страх подстегивал меня, но не мутил разум, не вгонял в ступор.