Нил Шустерман - Итоги [litres]

Иногда на Грейсона находило уныние, и он мечтал о том, как хорошо было бы вернуться к тому состоянию полной неизвестности, которым он наслаждался в своей келье в монастыре, где у него отобрали даже его собственное имя. Но, увы, назад дороги уже не было.

Гипероблако внимательно отслеживало его физиологические состояния. Оно знало, когда у Грейсона убыстрялось сердцебиение, когда он испытывал беспокойство или радость, а когда он спал, Гипероблако знало, что он видит сны, хотя в содержание его сновидений оно проникнуть было не в состоянии. Сны не подгружались в глубинное сознание Гипероблака – в отличие от воспоминаний, относящихся ко времени бодрствования.

То, что восстановление снов оказалось неразрешимой проблемой, обнаружилось достаточно рано, когда восстановительные центры только начали перезагружать воспоминания в мозг, восстановленный после травмы. Когда людям возвращали их память, у них возникал вопрос – а как отличить реальные вещи от продукта воображения или сна. Поэтому со временем пациентам стали объяснять – их обновленный мозг несет все воспоминания, кроме тех, что связаны со сновидениями. Никто не жаловался – как можно печалиться по поводу того, что ты не помнишь?

А потому Гипероблако и не знало, какие приключения происходили, какие драмы разыгрывались в сознании Грейсона, когда тот спал – если потом он сам все не рассказывал. Но Грейсон был небольшой любитель делиться содержанием своих снов, а Гипероблако было не слишком настойчивым, чтобы все это выведывать.

Тем не менее ему нравилось наблюдать за спящим Грейсоном и представлять, что тот, вероятно, переживает в том потаенном царстве, где отсутствует логика, в обычное время связующая события и явления, и где человеческое подсознание строит прекрасные образы, окутанные фантастическим туманом. Хотя перед Гипероблаком стояли миллионы задач, которые оно должно было решать по всему миру, достаточную часть своего сознания оно все равно резервировало за Грейсоном, чтобы наблюдать, как тот спит.

Видеть его легкие шевеления, вслушиваться в тихое дыхание, ощущать, как с каждым его вдохом и выдохом меняется уровень влажности в комнате, – все это внушало Гипероблаку чувство покоя и комфорта.

Особенно приятно Гипероблаку было то, что Грейсон разрешил не выключать камеры в своих личных апартаментах, хотя имел все права, чтобы потребовать полного уединения. И, если бы он сделал это, Гипероблаку не оставалось бы ничего иного, как подчиниться.

Конечно, Грейсон знал, что за ним наблюдают. Все знали, что Гипероблако постоянно отслеживает то, что воспринимают его сенсоры – включая камеры. Но оно не афишировало то, что значительную долю своего внимания отдает сенсорам и камерам, фиксирующим то, что происходит у Грейсона дома. Если бы Гипероблако открылось в этом самому Грейсону, он наверняка попросил бы его прекратить.

Все эти годы Гипероблако миллионы раз было свидетелем того, как люди засыпали, держа друг друга в объятиях. У Гипероблака не было рук, которыми оно могло бы обнять Грейсона. Тем не менее, вслушиваясь в его сердцебиение, отслеживая, как меняется температура его тела, Гипероблако ощущало, что находится как бы рядом. Утрата этой близости была бы чревата для него неизбывной печалью. А потому ночь за ночью Гипероблако молча, никак не выдавая своего присутствия, осуществляло мониторинг всех систем, формирующих физиологию Грейсона. Для него это было почти то же самое, что и объятия.

Как Высокое Лезвие Мидмерики и Суперлезвие Северо-Мериканского континента хочу лично поблагодарить жнецов Амазонии за спасение принадлежащих жнеческому сообществу драгоценных камней и за распределение их между регионами мира. В то время как четыре прочих Северо-Мериканских региона, находящихся под моей юрисдикцией, выразили интерес к получению своей доли камней, Мидмерика отказывается от того, что ей причитается. Поэтому я прошу распределить мид-мериканские бриллианты между теми регионами, которые были обделены в результате единоличного решения жнецов Амазонии, не пожелавших при разделе камней учитывать размеры региона.

Пусть камни, принадлежащие Мидмерике, станут моим подарком всему миру. Надеюсь, что мера благосклонности, с которой этот дар будет принят, станет адекватной мере той щедрости, с которой я их передаю.

На третий день после своего воскресения Роуэн увидел в своей камере жнеца. Тот отправил пришедшего вместе с ним охранника в коридор, приказав закрыть дверь снаружи, чтобы пленник не сделал попытки сбежать. Но Роуэн вряд ли был способен на это – он чувствовал себя еще слишком слабым.

На жнеце была зеленая мантия. Теперь Роуэн со всей определенностью мог сказать, что находится в Амазонии, поскольку все жнецы данного региона носили мантии именно этого цвета.

Он не стал вставать с койки. Лежа на спине, с руками, заброшенными за голову, он постарался придать своей физиономии максимально беспечный вид.

– Признаюсь, я ни разу не убивал амазонских жнецов, – произнес он, не дав вошедшему и рта открыть. – И это говорит в мою пользу.

– Не скажите, – возразил жнец. – Несколько жнецов из Амазонии были в Стое, когда вы ее потопили.

Роуэн понимал, что такие заявления могут испугать кого угодно, но обвинение было столь абсурдным, что он рассмеялся.

– Вы это серьезно? Именно это про меня говорят? Класс! Оказывается, я гораздо талантливее, чем думал. Сделать такое – и одной левой!

Он сделал паузу и продолжал:

– К тому же я, конечно же, владею магией, поскольку, если вам верить, то я должен был оказаться одновременно в двух местах. Послушайте! А может, это не меня вы нашли на дне океана? Может быть, я использовал некие мистические средства контроля над вашим сознанием и внушил вам, что вы меня нашли?

Жнец нахмурился.

– Грубость в вашем деле не помощник, – проговорил он.

– А я и не знал, что на меня завели дело, – усмехнулся Роуэн. – Похоже, что меня уже осудили и приговорили. Это ведь словечко из Эпохи смертных, верно? Приговорили…

– Вы уже закончили? – раздраженно спросил жнец.

– Простите, – сказал Роуэн. – Просто я целую вечность не имел возможности хоть с кем-то поговорить.

Наконец гостю удалось представиться. Это был жнец Поссуэло.

– Признаюсь, я не знаю, что нам с вами делать. Высокое Лезвие Амазонии полагает, что мы должны оставить вас здесь на неопределенный срок и никому об этом не говорить. Другие жнецы считают, что мы должны объявить всему миру о вашей поимке, после чего предоставить регионам самим решать, каким образом вас можно наказать.