Альберт Беренцев - Грибификация: Легенды Ледовласого

— Жри, — коротко сказал ей Хрулеев, указав на грибы.

Но она не стала, хотя продолжала клянчить, видимо полагая, что хозяин ест не грибы, а что-то другое.

Поев, Хрулеев напился из ручья и продолжил свой бессмысленный путь, валун и полянка со следами древнего селения остались позади. Никаких сил после пищи у Хрулеева не появилось, он также ковылял, часто останавливаясь, дышать было тяжело, голову слева дергала боль. Разве что тошнота чуть улеглась.

Буря над лесом тем временем усиливалась. Сосны все шумели, даже одноухий Хрулеев слышал, что их стволы начали громко и тоскливо скрипеть. Становилось все холоднее.

Ветер сорвал кривую сосновую ветку и она упала на землю позади Хрулеева, чуть не зашибив собаку. Небо теперь было не серым, а молочно-белым. Зима.

На зачарованный лес опускалось нечто странное и тревожное. Еще одна оторванная ветка упала с громким треском где-то далеко впереди. Сосны все шумели, скрипели, волновались, как в предсмертной агонии.

Хрулеев вдруг остановился. Еще один гриб. Только на этот раз другой. Большой рыжий моховик под сосной. Многовато грибов для этого времени года. Впрочем, какое сейчас время года? Хрулеев не помнил.

— Сейчас же осень? — спросил Хрулеев у Тотошки.

— Скорее зима, — ответила овчарка.

— Хм... — задумался Хрулеев, — Многовато грибов для зимы. Тебе не кажется это странным, Тото?

— Я ебу что ли? — удивилась Тотошка, — Я вообще-то псина. Я не слишком понимаю в грибах и календарях.

— И все же странно...

— То есть, моховик под сосной — это странно, а говорящая овчарка — это дохуя норма что ли? Это тебя не удивляет? Ты совсем ебанулся, Хрулеев? — перебила Тотошка.

— Да, — ответил Хрулеев, — Но раз уж ты говоришь... Знаешь, Тото, мне столько всего нужно у тебя спросить. Мне ведь всегда было интересно узнать, как мыслит и ощущает себя животное...

— Чего, блядь? Животное? — взъелась Тотошка, — Какое я тебя животное? Вспомни, как Президент выполз к журналистам после торжественного фуршета по поводу тотальной грибификации Франции. Вот это было настоящее животное! А я нихуя не животное. Я чистокровнейшая немецкая овчарка. Der Deutsche Schäferhund. Так что фильтруй базар, блять, Хрулеев! Гав!

Хрулеев поморщился:

— Зачем ты все время материшься, Тото? Я тебя такому не учил. Я тебя купил для Юли, а она, между прочим, девочка. Выходит, я подарил маленькой дочери овчарку-матерщинницу? Какой же я после этого отец?

— Ты хуевый отец, — мрачно ответила Тотошка, — И я помню, что ты купил меня для Юли, только вот я эту Юлю уже как полгода не видела. Судя по всему, ты просрал свою дочку, Хрулеев. И после этого, ты спрашиваешь меня, какой ты отец. Да никакой, блять! Нет дочки — нет отцовства. Ты дочку проебал, так что ты больше не отец. Можешь вернуть свое удостоверение почетного отца обратно в общество злоебучих почетных отцов, блять!

— Ну вот, опять материшься... — вздохнул Хрулеев.

— Ах, какие мы нежненькие интеллигенты! Матерщина нам ушки режет. Точнее, одно ушко. Второго-то у тебя нету. Им Балбесов рябиновую закусил. А твоя яйки Герман приколотил на железную арматурину. А твой сраный мозг отравлен грибками. А сердца у тебя вообще нету, у тебя там вместо сердца мусорный бак, как у Жоры* из песни группы «Кровосток»...

— Еще и слушает группу «Кровосток», — с ужасом пробормотал Хрулеев, — Моя собака, которую я поил в свое время молоком из специально купленной детской бутылочки, дважды в неделю возил на дрессуру и кормил лучшими премиальными кормами, слушает группу «Кровосток». И материться. Я запрещаю тебе, Тото. Я же твой хозяин, правильно? Так вот, я запрещаю тебе слушать «Кровосток» и ругаться матом.

— Ах так, — раздраженно сказала Тотошка, — А хочешь узнать, почему я матерюсь? И еще ты вроде хотел узнать, как я мыслю и ощущаю себя, да? Я готова тебе ответить, причем на оба этих вопроса одновременно. Дело в том, что они взаимосвязаны, о мой дорогой хозяин, не любящий группу «Кровосток».

Итак, ощущаю я себя следующим образом. Я родилась у мамы по кличке Джеси. Но от мамы меня скоро отобрали... Да-да, закрой свой поганый рот, Хрулеев, и не перебивай! Я в курсах, что вы люди считаете нормальным отбирать у сук их щенков.

Хотя, когда Гриб отобрал у вас ваших собственных детей, вы почему-то все стали очень сильно нервничать и метаться, прямо как кобели учуявшие течку. Кстати, Хрулеев, обмозгуй вот эту мою мысль. Может быть, Гриб просто взял твою Юлю для своей дочки? Чтобы твоя дочка развлекала дочку Гриба, прямо как ты взял меня, чтобы я развлекала твою дочку...

— Говори проще, Тото, — все-таки перебил Хрулеев, — А то я уже запутался в дочках. Да и, кроме того, у Гриба ведь нет никакой дочки...

— Прямо как у тебя теперь, Хрулеев, — тактично заметила Тотошка, — Но вернемся к моей биографии. Кстати, «Биография»** — самая популярная песня группы «Кровосток»...

— Ну хватит уже, Тото. Я же тебе запретил...

— Ладно, ладно. Вернемся все-таки к моей биографии. Итак. Меня отобрали у мамы. Я понервничала, но потом первый шок прошел. И жили мы в общем-то неплохо, не спорю. Премиальные корма и все такое. И меня любили, ни разу даже не пиздили, а однажды ты решил выебнуться и снял для меня отдельный номер в этом шикарном отеле в Монако. Французы еще все крутили пальцем у виска, и говорили, что все граждане нашей Республики такие же отъехавшие, как и их Президент.

Но ты мог себе позволить быть отъехавшим, ты же был грибификатором. И бабла у тебя было немерено. Но на самом деле мне было похуй и на корма, и тем более на отели в Монако. Дело в том, что я любила тебя, Хрулеев. Да-да. Хоть ты и редкостный мудак, и всегда им был. Я и сейчас тебя люблю, да я за тебя жизнь готова отдать! И даже твою суку-жену я любила, хотя она у тебя была пиздец брезгливая, я хуй знает, как ты с ней жил.

Не напрягайся, Хрулеев. То, что я назвала твою жену «сукой» — это не оскорбление. Я же и сама сука, забыл? Мне просто так удобно ее называть, она же не кобель, а реально натуральная сука.

Но больше всех, Хрулеев, я любила Юлю. Да, именно так. Юля меня кормила вкусной хуйней, ну той из коровьих позвоночников, Юля играла со мной и гуляла. Знал бы ты, как весело было носить Юле мячик! Тебе никогда не понять, Хрулеев, ты же сраный человек и не сознаешь экзистенциального счастья подноса мячика. Да Юля со мной провела за свою жизнь больше времени, чем с тобой! Ты же все время торчал или в своем сраном оружейном магазине, или в своей не менее сраной грибификаторской конторе! А потом...

А потом все закончилось, Хрулеев. Не было больше премиальных кормов и номеров в Монако. Вместо этого я жрала гречу с мясными обрезками, причем судя по вкусу обрезки были натурально обрезаны от кошек. И нашей просторной квартиры тоже не было, вместо этого мы переехали в ебаную комнатку в коммуналке, где Тузик соседа-алкаша попытался мне присунуть. Ты помнишь это, Хрулеев? Помнишь? Полгода назад, полгода, Хрулеев! Все изменилось.