Альберт Беренцев - Грибификация: Легенды Ледовласого

Впрочем, Хрулееву попалась и пара кольев с гораздо более жуткими и красноречивыми украшениями. На один из кольев был насажен уже полусгнивший труп взрослого человека, глаза и лицо были выедены птицами или насекомыми, одежда истлела, одна из рук отсутствовала, так что определить пол или возраст человека было невозможно. Но на голове мертвеца все еще была надета перемазанная грязью и застарелой кровью мятая черная тюбетейка.

На груди трупа висел прямоугольный кусок проржавевшего металла, крепившийся к шее мертвеца железной проволокой, на этой кустарной табличке был написан черной краской лаконичный комментарий к мертвецу: «ЭТОТ ОРДЫНЕЦ ШПИОНИЛ ЗА ГЕРМАНОМ».

Второго подобного мертвеца Хрулеев обнаружил уже на краю подлеска, у самого поля. Этот труп совсем разложился, превратился в полужидкую массу, перемешанную с костями, масса сползла с кола и теперь растеклась лужей у его подножия. Но среди бурых костей, измазанных гнилью, все еще лежала крепившаяся раньше к телу железная табличка, сообщавшая что «ЭТОТ ЧЕЛОВЕК НАРУШИЛ ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ ГЕРМАНА».

Последние три кола Хрулеев обнаружил уже за пределами сосняка, они были вкопаны в землю на краю оврага, отделявшего подлесок от сожженного Германом луга. Эти колья были выше располагавшихся в лесу — каждый в два человеческих роста.

Композиция, как догадался Хрулеев, символизировала врагов Германа — на первый кол был насажен детский череп, на второй — проткнутая насквозь тюбетейка, на третьем коле помещалась какая-то бесформенная темная масса. Хрулеев направил на массу луч фонарика, и масса жирно и глянцево заблестела разноцветными бликами — желтым, зеленым, фиолетовым.

Хрулеев с ужасом осознал, что на третий кол насажен крупный кусок Гриба. Сама идея приносить сюда Гриб и насаживать его на кол при входе в собственные владения выдавала варварскую сущность Германа, это было глупо и неразумно, Гриб мог привлечь сюда детей. Хрулеев знал, что Гриб на колу все еще живой, что Гриб нельзя убить, просто оторвав его от материнского тела и насадив на кол.

Хрулееву вдруг уже в который раз показалось, что Гриб сейчас пытается говорить с ним, общаться, что эта масса на колу требует от Хрулеева сделать что-то страшное,непонятное человеку, что Гриб хочет донести до Хрулеева послание на своем Грибном языке, который использует не слова, а нервные импульсы в человеческом мозгу.

Хрулеев поспешно отвел от Грибной массы на колу луч фонарика, Гриб перестал сверкать и снова превратился в неопределенные черные очертания в сумерках.

Теперь колья с насаженными на них врагами Германа уже остались позади, Хрулеев шел по влажному пеплу сожженного луга, хлюпавшего при каждом шаге. Тотошка притихла и ковыляла рядом, иногда останавливаясь, чтобы принюхаться.

Элеватор за полем, обиталище Германа, казался мертвым. Ни огонька, ни звука. Приходить сюда конечно было глупо, но выбора у Хрулеева не было. Последние эчпочмаки были съедены еще днем, вернуться в Оредеж Хрулеев не мог — там его растерзают дети или пристрелит сумасшедший мэр. Оружия у Хрулеева больше не было, а по лесам рыскали орды детей, уничтожавших всех встреченных взрослых.

По пути сюда Хрулеев издали видел еще одну группу детей, не тех которые убили мичмана, и не оредежских. Дети выстроились в круг на широкой поляне, их было не меньше полусотни, у этих были не только кирпичи и арматура в руках, но и огнестрельное оружие, двое мальчиков держали автоматы. Дети не заметили Хрулеева, они просто стояли на полянке, совершенно неподвижно и в абсолютном молчании. Хрулеев все всматривался в их грязные, перемазанные кровью и ничего не выражавшие лица, но своей дочери среди них так и не узнал.

Именно тогда он понял, что ночевать в лесу больше не будет, это было слишком опасно и страшно. Можно было еще вернуться к ордынцам и обменять последние вещи — нож, фонарик, тамагочи, флягу для воды, вещмешок или даже Тотошку на еду. Но Хрулеев знал, что за все это ордынцы дадут ему всего лишь еще несколько пирожков, которых хватит в лучшем случае на один день. Это было бы бессмысленно, а больше идти было некуда. Сейчас, шагая через горелое поле к элеватору, Хрулеев только надеялся, что Герман сразу пристрелит его и не будет мучить или заживо сажать на кол.

Элеватор был уже совсем близко, огромные в несколько десятков метров высотой цилиндрические силосные баки казались черными яйцами какого-то громадного чудовища, Хрулеев теперь мог рассмотреть воздушные переходы и металлоконструкции, соединявшие баки и высокую прямоугольную башню с развевавшимся над ней флагом.

У подножия баков было заметно хаотичное нагромождение мелких построек, жавшихся к громадине элеватора. Забор из колючей проволоки, огораживающий лагерь Германа, серебристо блестел в сумерках, прямо за забором Хрулеев увидел караульные вышки. Но прожектора на вышках не горели, все казалось опустевшим и мертвым. Может быть, сюда наведались дети и уничтожили Германа, отомстив за насаженных на колья товарищей?

Хрулееву стало тревожно, он вдруг осознал, что уже минут десять идет по горелому лугу, но не видит никакой тропинки, как будто люди Германа по некоей неизвестной причине избегали луга и никогда не ходили к элеватору этим путем.

Хрулеев шел с зажженным фонариком, не таясь, лишь иногда он выключал фонарик и вглядывался в темневшую впереди громаду элеватора. На небе загорелись еще несколько десятков холодных октябрьских звезд, вокруг стояла тишина, через несколько минут будет уже совсем темно. Ветер усилился, в воздухе пахло зимой, скорым снегом и холодами. Здесь что-то было не так, и по мере приближения к элеватору это ощущение все усиливалось.

Хрулеев вдруг почувствовал, что наступил подошвой сапога на что-то твердое, в мозгу стремительно пронеслось некое давнее воспоминание, интуиция сработала безошибочно. Хрулеев догадался, что именно произошло еще до того, как посветил себе под ноги фонариком.

Под сапогом Хрулеева лежало нечто круглое, черное и металлическое. Никаких надписей на корпусе предмета не было, но Хрулеев узнал противопехотную ИИГ-37, и внутри у него все похолодело. Мина отжимного действия, взрыватель срабатывает при снятии веса. Зона поражения — 30 метров, достаточно убрать с мины ногу, и его разорвет на куски.

Хрулеев, стараясь не двигаться, стал лихорадочно шарить по земле вокруг себя лучом фонарика, пытаясь обнаружить другие мины. Еще одна мина действительно нашлась в паре метров впереди Хрулеева.

— Тото, не двигайся! Сидеть!

Собака плюхнулась в холодный и мокрый пепел, она обеспокоенно смотрела на застывшего и боявшегося пошевелиться хозяина. Хрулеев знал, что веса овчарки вполне достаточно для срабатывания мины подобного типа, если Тотошка наступит на другую мину — они умрут сразу же. Хрулеев слышал, как бешено колотиться сердце в груди, все его силы сейчас уходили на то, чтобы стоять неподвижно.