Альберт Беренцев - Грибификация: Легенды Ледовласого

Топтыгин понятия не имел, каким именно образом работает спектровик, он просто жал на кнопку, извлекая из прибора длинный красный луч, и искал синее мерцание на теле Мао. Спектровик профессор получил сегодня от сотрудника КГБ, под очередную расписку.

Этот удивительный в своем роде прибор, предназначенный для поиска следов кукурузки, сделали не врачи, а военные химики. Несколько часов назад профессор Шейка в курилке по большому секрету рассказал Топтыгину, что спектровик изобрел некий Вендетов. Этот Вендетов работал в НИИ № 20, ему еще не было тридцати, и, несмотря на молодость, он уже успел не только изобрести спектровик, но и поучаствовать в создании самой кукурузки, для поиска следов которой и предназначался прибор.

Вендетов дежурил на смене в институте во время аварии, и теперь был мертв. Профессор Шейка откровенно потешался над горе-ученым, которого убило его собственное изобретение, но Топтыгину было жалко Вендетова. Профессор Топтыгин не сомневался, что в аварии виновато партийное руководство, наверняка кто-то большой и важный приказал проводить некие рискованные испытания, как это было в Чернобыле. И в результате молодой талантливый Вендетов и еще несколько десятков тысяч ни в чем не повинных людей пали жертвой тупости партийных бонз.

Топтыгин закончил осмотр, следов кукурузки на теле Мао не было.

— Теперь откройте рот, вот так пожалуйста, — Топтыгин распахнул собственный рот, чтобы Мао понял, что от него хотят.

Профессор посветил спектровиком в рот рядовому, потом заглянул в нос и уши. Все чисто. Заглядывать в остальные отверстия тела рядового Топтыгин не стал, все и так было ясно, тем более, что кишечник Мао был промыт раствором 202 с особой тщательностью.

— Надо бы еще проверить зрение, не пострадали ли глаза, — сказал Топтыгин, — Но, думаю это излишне. Слабовидящий человек не смог бы выложить такой витиеватый узор из иголок, собственно, он и шприцы бы расковырять не смог. Тем более, что русских букв вы, как мы уже убедились, все равно не знаете и таблицу Сивцева прочитать не сможете. Можете одевать простыню. Спасибо.

Удивительно, но на этот раз Мао сразу же понял профессора, и стремительно завернулся в свое одеяние. У Топтыгина возникли подозрения, что больной все же немного понимает по-русски, особенно когда ему это выгодно.

— Вот, Танечка, — обратился Топтыгин к медсестре, которая уже была в полуобморочном состоянии от царившей в операционной вони состава 202, — Посмотрите на этого пациента. Перед вами единственный в истории человек, выживший после поражения... — Топтыгин осекся. Он осознал, что от усталости у него совсем поехала крыша. Разумеется, медсестра никакого понятия не имеет о самом факте существования ВТА-83, и рассказывать ей об этом Топтыгин не имеет права. Он еще ночью подписал целую кипу бумаг о неразглашении.

— После поражения... В общем, после поражения мирным советским ядохимикатом с завода сельхоз удобрений. Вот, — закончил фразу профессор.

Топтыгин хотел сказать еще что-то поучительное, но в этот момент дверь операционной распахнулась. На пороге стояла пожилая медсестра, ответственная за связь внутри больницы. Топтыгин не сомневался, что медсестра на самом деле является офицером КГБ, причем, судя по ее кислой роже в звании не ниже полковника.

— Вас срочно требуют на третий этаж, профессор. Там беда, чрезвычайное происшествие.

Топтыгин хмыкнул:

— Какая же там может быть беда, позвольте? На третьем этаже лежат больные, которые неизбежно скончаются в течение ближайших пары дней, большинство даже раньше. Какая у них еще может быть беда? Разве только.... Бля, не может быть.

11 октября 1996 года

Балтикштадтская губерния

Хрулеев, Люба и Пашка Шуруповерт лежали в лесной противопожарной канаве.

Канава была древней, ее низкие поросшие мхом берега местами обвалились, дно было заполнено ледяной и пахнущей хвоей бурой водой. В воде плавали желтые листья и мелкие ветки. Ветер шумел в соснах над головами разведчиков.

День был ясным, но холодным, в воздухе пахло зимой. Ледяная вода на дне канавы жгла Хрулееву живот, а ног он уже вообще не чувствовал. Сухими у Хрулеева оставались только голова и руки, сжимавшие винтовку Симонова.

Хрулеев был уверен, что оружие, украсившее бы своим присутствием любой исторический музей воинской славы, развалится при первом же выстреле.

C другой стороны ему еще повезло. В группе «Центр» большинство бойцов были вообще вооружены топорами и ломами.

Никакого обмундирования или средств защиты Хрулееву не выдали. Зато Люба нарядилась в камуфляж, штурмовой бронежилет и общевойсковой бронешлем, за спиной у нее висела сложенная винтовка СВДС. Пашка Шуруповерт зачем-то оделся в жандармскую форму, хотя с точки зрения маскировки синий мундир был более чем сомнительным выбором. В руках Пашка держал калаш.

Бой еще не начался, они даже еще не подошли к картофельному полю, но Хрулеев уже носом чуял скорое и позорное поражение. Причинами этого недоброго ощущения были своеобразный стратегический гений Германа и не уступающее ему мудростью тактическое руководство Любы.

Люба, естественно, была назначена главнокомандующей, сам Герман предпочел остаться на элеваторе. Из своих телохранителей он отпустил для участия в операции только Шнайдера, возглавившего группу «Юг».

Ордынец приближался, Хрулеев ясно слышал, как фыркает его конь, и как под копытами хрустит уже подмерзшая палая листва. Вскоре Хрулеев даже разглядел мелькающую среди сосен тюбетейку. В фильмах и видеоиграх часовые обычно стоят на одном месте и при этом справляют нужду, курят, напевают песенку, или как минимум размышляют о глубинах бытия. К сожалению, ордынец не делал ничего подобного, наоборот, он мало того что был на коне, так еще и ехал прямо к противопожарной канаве, где спрятались разведчики, и при этом внимательно озирался по сторонам.

Вскоре Хрулеев даже смог разглядеть притороченную к седлу всадника казачью шашку. Увидев шашку, Хрулеев вздохнул с облегчением, и лишь потом заметил, что в руках ордынец держит Сайгу-410. Впрочем, для того чтобы поднять тревогу ордынцу даже не обязательно было стрелять, на шее у всадника болтался металлический свисток на шнурке.

Ордынец был уже в двадцати метрах от канавы, он ехал чуть левее того места, где лежали германцы, и не заметить диверсантов не мог. Хрулеев начинал паниковать, убить ордынца было нельзя, любой выстрел немедленно поднимет тревогу и сорвет весь тщательно проработанный Германом план нападения. Хрулеев не сомневался, что человека, сорвавшего его план, Герман швырнет в Молотилку даже в случае победы над врагом. Устранить ордынца тихо тоже не получится, поскольку никаких глушителей, даже самодельных, у разведчиков не было.