Б Истон - Молиться за Рэйн

Я иду за ним к отделу с быстрыми завтраками, кукурузные хлопья и разноцветные засохшие маршмеллоу начинают хрустеть под нашими ногами, как осенние листья, как бы аккуратно мы ни ступали. Когда мы подходим к концу прохода, в помещение врывается хор глубокого смеха. Уэс толкает меня за спину и выглядывает из-за угла. Повернувшись ко мне, он прикладывает палец к губам, а затем указывает в направлении следующего прохода. Голоса, слишком громкие и буйные для трезвых людей, начинают отдаляться от нас по мере того, как мы продвигаемся дальше, ступая по битому стеклу и пролитой липкой газировке.

Мы поворачиваем налево и на цыпочках идем по двенадцатому проходу с техникой.

Уэс останавливается перед стендом с инструментами, и я наблюдаю за ним, размышляя о двух совершенно разных вещах. Во-первых, я не могу не перестать думать о его имени — Уэс. Интересно, это сокращенно от чего? Скорее всего, Уэсли. Или Вессон, как и название его здоровенного пистолета. Или, может быть, что-то необычное, типа Уэстчестер. А во-вторых, как, черт возьми, он собирается положить что-то еще в эти пакеты. Углы упаковок с продуктами торчат в разные стороны, угрожая разорвать тонкий материал. Но он все равно продолжает брать со стенда предметы: фонарик, перочинный нож, коробку зажигалок и консервный нож.

Затем он переводит взгляд на меня.

Внезапно я понимаю, каково это — быть фонариком, перочинным ножом, коробкой зажигалок или консервным ножом. Это потрясающе, особенно когда на тебя так смотрят. И когда тебя выбирает человек, как это мужчина передо мной. Но в тоже время — это страшно. И волнующе. Особенно когда он начинает приближаться.

Я выдерживаю его пристальный взгляд и задерживаю дыхание, когда он останавливается прямо передо мной… и разводит руки.

Я не задаю лишних вопросов и не колеблюсь ни секунды. Я делаю шаг вперед, обнимаю его за талию и прижимаюсь щекой к твердым мышцам над его сердцем. Пока мое грохочет в груди в ожидании его объятий, но мой похититель не обнимает меня в ответ. Вместо этого он оттягивает ворот моей мешковатой толстовки и бросает под мою заправленную футболку остальные припасы.

Мои щеки пылают от унижения, когда предметы один за другим скользят по моей обнаженной коже.

Плюх, плюх, плюх, плюх.

Боже, я такая идиотка.

В ту же секунду, как падает последний, я исчезаю. Меня не волнуют хлопья, хрустящие под моими ногами, или смеющиеся и невнятно разговаривающие люди, или верзила с «Узи», ожидающий снаружи. Все, о чем я забочусь, — это убраться подальше от этого мудака, пока он не увидел мое глупое раскрасневшееся лицо.

Я уже почти добираюсь до выхода, когда трое парней, выглядящих так, словно они только что ограбили метамфетаминовую лабораторию, встают между мной и раздвижными стеклянными дверями. Красные банданы, демонстрирующие их принадлежность к банде деревенщины снаружи, — это единственная яркая вещь в их сером, неопрятном и грязном виде. В их налитых кровью глазах мерзкий и хищный взгляд, от которого я бы пустилась в бегство… если бы не пистолеты, торчащие из их поясов.

— К чему такая спешка, красотка? Ты же только что пришла.

Я узнаю одного из них. Мы ходили в одну школу. По-моему, он был на класс старше меня. По крайней мере, до тех пор, пока он ее не бросил.

— Вот черт. — Его бледное лицо расплывается в улыбке, обнажая ряд почерневших зубов. — Это ведь маленькая Рэйнбоу Уильямс. — Он щелкает языком и насилует меня своим затуманенным взглядом. — Посмотри на себя… ты стала совсем взрослой.

Мне хочется вести себя непринуждённо, будто мы старые друзья, но я даже не могу вспомнить его чертово имя.

Я вообще не могу ничего вспомнить.

Я начинаю паниковать, прокручивая в голове все возможные имена, которые только могу придумать, но все, что мне удается сказать, это:

— Привет… чувак.

— Похоже, что ты и твой парень, — вся троица поднимает глаза и смотрит за мое плечо, — пытались уйти, не заплатив по счетам.

Мой желудок падает.

Мне удается изобразить на лице фальшивую улыбку.

— О! Нет… Видишь ли, мы все уладили с… — я жестом указываю на парня, который должен сидеть по ту сторону от стекла, надеясь, что он подтвердит мои слова. Но когда я перевожу на него взгляд, то вижу, что он вообще не сидит на своем стуле.

Он лежит на тротуаре лицом вниз, и его обнюхивает стая диких собак.

Мои внутренности сжимаются, когда реальность этой ситуации рушится на меня. Мы безоружны, уступаем им в численности, и единственный человек, который мог бы нам помочь, умер от долбанного передоза.

Я оглядываюсь через плечо на Уэса. Его челюсть сжимается, от того что он жует внутреннюю сторону нижней губы. Он уставился прямо перед собой, отказываясь смотреть на меня, и я знаю почему.

Потому что у лайфера есть ради чего жить.

— Можно я уже пойду? — спрашивает он скучающим тоном, встречая пристальные взгляды троих бандитов. Он смотрит на них так, словно они капризные дети, из-за которых он опаздывает на работу.

Мне хочется смеяться. Совершенно незнакомый человек, угрожая оружием, похитил меня и доставил в мой самый страшный кошмар, а я в свою очередь позволила ему сделать это, потому что мне нравилось то, как он смотрел на меня.

Это кошмар! Точно! В любую минуту четыре всадника Апокалипсиса ворвутся в эту дверь и убьют нас всех! Это просто кошмар! Это должен быть он! Просыпайся, Рэйн! Просыпайся!

Я мотаю головой из стороны в сторону, отчаянно пытаясь найти черно-красное знамя или баннер, пропагандирующий 23 апреля, увидеть пламя, дым или еще что-то, но единственное, что висит на стенах, — это телевизионные дисплеи, на которых счастливые люди поедают трехдолларовый «Доритос».

Это не сон. Это лишь я, три насильника и парень, который пытается меня им продать.

Бандиты переглядываются, а затем снова смотрят на человека позади меня.

Тот, что слева, свирепо оглядывает его и плюет на землю.

— Эта киска не стоит пули.

— Давай, красавчик, — продолжает тот, что справа, кивая головой в сторону двери. — Убирайся к чертовой матери!

Третий, которого я знаю, смотрит прямо на меня, облизывая свои тонкие потрескавшиеся губы.

— Когда мы учились в школе ты никогда ни хрена не говорила мне, но теперь я заставлю тебя выкрикивать мое имя.

Ужас протекает по моим венам, когда эта троица с гнилыми ухмылками на лицах приближается ко мне. И когда я вижу, как лайфер проходит мимо меня, оставляя расплачиваться за его драгоценные продукты, мои глаза начинает щипать от слез. Раздвижные стеклянные двери открываются, и моя единственная надежда в лице Уэса направляется к ним. Он останавливается в дверях и бросает на меня последний взгляд через плечо. Но выражение его лица вовсе не холодное или бесчувственное, как я ожидала. И это даже не раскаяние. Эмоции, которые я вижу, — очень резкие и прямолинейные. Его глаза превратились в две щелочки, и взгляд мечется на соседнюю полку и обратно. Как будто он отдает какую-то команду.