Дмитрий Быков - Эвакуатор [litres]

– И что мне думать, если тебя не будет послезавтра?

– Я в любом случае буду все время звонить.

Надо было увидеться с Игорем – без этого она уже не могла, он один вселял в нее уверенность и надежду, да и надо же было рассказать ему насчет бабушки, чтобы хоть не сходил с ума, когда она уедет в Брянск. Мобильная связь работает все хуже, вдруг я оттуда не сумею с ним связаться… Игорь ждал ее возле ВДНХ. Выглядел он неважно, бледно, а главное – она никогда еще не видела его таким неуверенным.

– У тебя чего-нибудь не так?

– Нет, все так. Связи только давно не было, – сказал он, гладя Катьку по голове.

– Ну и что это может значить?

– Да все что угодно. Может, уже началась большая эвакуация, наши берут ваших, хлопоты, размещение… В Штатах – слыхала? Ждут, что воду отравят. В Чикаго вон отравили уже.

– Ваших там много?

– Да как везде. Я же всю сеть не знаю. Но что связи нет – это погано. Я все боюсь, что уругус…

– А с чего он вообще может быть, этот уругус? Что там у вас, в благополучном месте, могло случиться?

– Нет, у нас точно ничего не могло. Это как-то связано с нашей службой, с эвакуаторской… Ну не знаю я, Кать, честное слово. Меня просто тревожит, что почты давно нет. Я в некотором смысле вслепую работаю.

– И что ты сейчас должен делать?

– Ничего, обстановку изучать. Я донесения отправляю, а мне робот автоматически отписывает: ваше донесение принято, аккыртын.

– Что такое аккыртын?

– Форма служебной благодарности, типа спасибо за службу. Обычно хоть писали – обратите внимание на то и это. А теперь аккыртын, и будь здоров.

– Но мы летим? – тревожно спросила Катька. – Потому что иначе, сам понимаешь, мне и в Брянск незачем…

– А что ты собираешься делать в Брянске?

– Бабушку забирать.

– Ты уверена, что это нужно? Сколько ей лет?

– Семьдесят восемь, но она крепкая. Она выдержит, я тебя уверяю.

– Да нет, чего там не выдержать… Полет-то вполне комфортный. Просто – срываться с места…

– Что, лучше здесь погибнуть?

– Нет, конечно. Все ты правильно решила. Как ты ее довезешь?

– Доберемся. Триста километров, чего там. Ты меня не теряй, если я не буду звонить – значит, мобила не берет. Сейчас с этим проблемы, сам знаешь.

– Катька, Катька, – повторял он и все гладил ее по голове.

Катька испугалась: выходило, что не она в нем, а он в ней искал теперь опоры.

– Игорь, ты боишься чего-то?

– Конечно, боюсь. Боюсь, как ты поедешь. А мне с тобой нельзя – я должен быть на связи, мне за два дня до старта в Тарасовку надо. Расконсервация занимает семьдесят часов – без меня некому процесс начать. Я бы обязательно поехал с тобой, ты же знаешь. Но надо тут.

– Ой, хоть ты не будь такой кислый!

– Только, Катя, – сказал он уже обычным своим голосом, деловито и твердо. – Если вдруг, мало ли, сейчас всякое бывает… Задержалась ты там, паче чаяния, провела больше двух дней, не успеваешь… На день вполне можно опоздать, просто когда расконсервация начнется – процесс уже станет необратим. Стартовать мы должны седьмого ноября, в одиннадцать вечера ровно. Одиннадцать – оптимальное время, я проверял.

– Почему?

– Ракетчики отбиваются.

– Игорь! Я серьезно!

– А если серьезно, я все главные дела стараюсь делать в одиннадцать. Биоритм у меня такой, еще дома подсчитали. Одиннадцать у меня – пик интеллектуальной активности, стартовать очень трудно, мне вся воля понадобится. Я не летал давно, и так целыми днями тренируюсь сижу. Взлет должен сорок пять секунд занимать, а я за сорок пять едва успеваю двигатель разогреть.

– У вас что, программа тренировочная? – уважительно спросила Катька. – Типа авторалли?

– Да, только круче. Значит, самое позднее в половине двенадцатого, в красный день календаря, ты должна быть на месте – с мужем, бабушкой и кем тебе там еще хочется. Все поняла?

– Все, – кивнула Катька.

– Участок в Тарасовке найдешь?

– Игорь! Мы же вместе туда поедем!

– Вместе или не вместе, а ты учти: последние сутки я должен быть при лейке неотлучно. Там главные процессы в расконсервации пойдут. Так что из Москвы я уеду шестого. Если до шестого сюда не вернешься, сразу езжай в Тарасовку. Со всеми. Я там буду ждать. На всякий случай, если ты вдруг окажешься в Москве, а меня нет, я в своем газетном ящике, внизу, оставлю записку, как и что. Вот ключ, я тебе дубликат сделал. Мне мать всегда так оставляет, если я вернулся откуда-то, а ее дома нет.

– Где?

– Там, на Альфе.

– Хорошо. Но клянусь тебе, я послезавтра буду.

– Ладно. Только осторожней.

Он прижал ее к себе и зашептал в ухо:

– У второй двери, дитя, мне страшно, у второй двери пламя заговорило… У третьей двери, дитя, мне страшно…

– Слушай, – сказала Катька, высвобождаясь из его объятий. – Чего-то мне не нравится твое настроение.

– Оно мне самому не нравится.

– Может, ты чего-то недоговариваешь? Вдруг у тебя этот стартер не сработает, который был в чехле?

– Этот стартер всегда срабатывает, – грустно улыбнулся Игорь. – Он стопроцентный.

– Система защиты дубль пятнадцать?

– Система защиты пять и четыре. Не бери в голову, это я от любви грустный. Ведь несчастная любовь – это что? Это первый, в сущности, класс. Страдания для дураков. Настоящие страдания – это когда счастливая. Вот тогда все уже очень серьезно. Это как раз наш с тобой случай. Сразу начинаешь понимать, как все устроено…

– Купи мне мороженого, ладно?

– Сейчас. – То, что продавалось мороженое, было чудом: это, кажется, последнее, что осталось в Москве прежнего, мирного. – Фисташковых два дайте, пожалуйста…

– И чего ж будет? – испуганно спросила их добрая, широкая мороженщица. (Вот бы кого взять, но наверняка муж, дети, невестки, собаки…)

– Обойдется все, – сказал Игорь, и они, обнявшись, пошли в сторону троллейбусной остановки.

Подошел троллейбус, Игорь с трудом впихнул Катьку в средние двери – задние не открывались, машина была набита битком.

– Позвони! – крикнул он.

– Я скоро! – ответила она.

– Все мы тут скоро, – прокряхтел злобный старикан рядом.

Катька подмигнула и улыбнулась ему.

– И-и, милая моя, – сказала бабушка, прихлебывая с блюдца липовый чай, пахнущий ровно так же, как и двадцать лет назад. – И в сорок первом никуда не поехала, и сейчас никуда не поеду.

Она ни на секунду не усомнилась в том, что все серьезно, и в том, что Катька действительно может ее забрать (версия была – к Катькиным родителям, в Германию); не последовало ни единого вопроса о том, чего, собственно, бояться и что вообще надвигается. Это было у них с внучкой общее – абсолютное доверие к своим: если бы Игорь сказал, что Земля сядет на Луну, Катька поверила бы безоговорочно и стала выстраивать свою стратегию, исходя из этого. Бабушка тоже отреагировала сразу, очень спокойно, и это была именно та реакция, которой следовало ожидать и бояться. Катька успела себе внушить: не упорствуй, отступи, потом начнешь сначала.