Сэмюэль Дилэни - Дальгрен [litres]

– Э-э … – сказал Тринадцать. – У нас там кой-какие шмотки есть. Хошь глянуть? Переодеться во что-нибудь, ну… короче.

– А, ну да. – Шкедт опустил глаза, увидел кровь – на себе, на полу. Кровь не текла. Смахивала на желе. – Спасибо. – И посмотрел на то, что лежало на полу, а между тем в шахте водопадом ревели ветер и женский голос. – Мне бы надо отнести… его наверх.

Рубашка у Бобби порвалась на спине. Плоть, где ее не содрало, полиловела.

– Можно волоком его, – посоветовал Тринадцать. – У нас брезента не осталось?

Кто-то – Шкедт не опознал – ответил:

– Выкинули.

Шкедт втянул воздух сквозь зубы, нагнулся, подхватил Бобби за плечи, потянул. Один глаз – открытый – при падении лопнул. Лицо на четверть расплющилось, точно глиняное.

Тринадцать заглянул в шахту, задрал голову и сказал:

– Леди Дракон, вот зачем надо было ей орать, что ее пацан умер?

– Затем, – ответила Леди Дракон, – что, будь я его матерью, я бы хотела знать !

– А вдруг бы он еще…

– Слушай, – сказала она, – его ж не со второго этажа запульнули. Тут семнадцать, восемнадцать этажей!

Шкедт подсунул руку Бобби под коленки, нестойко поднялся, шагнул назад.

– Полегче! – Денни схватил его за плечо. – Ты же не хочешь опять туда?

Шкедт сказал:

– Запустите лифт! – Тело в руках было тяжелое, не такое теплое и текло меньше.

– А? – Это Леди Дракон, которая сматывала веревку. – А, ну да! – Она снова прыгнула в кабину, как-то еще подергала переключатели над кнопками.

Дверь начала закрываться. Леди Дракон выставила руку. (Кхынк.)

Денни отступил, а Шкедт внес Бобби в лифт.

– Малыш, Адам, поднимайтесь с остальными, – сказала Леди Дракон из глубины кабины.

Но Шкедт, повернувшись лицом к закрывающейся двери, не понял, к которым из тех, кто стоял позади Тринадцати и Кумары, она обращалась: их светощиты погасли.

Спустя мгновенье во тьме он услышал, как рука Леди Дракон пошарила в цепях; и кабину затопил свет.

– Чтоб ты видел, что делаешь, – пояснила дракон. – Давай я нажму. Какой этаж? Семнадцатый?

– Да, – кивнул он и посторонился.

Кабина тронулась вверх.

Дракон, сообразил Шкедт, был больше лифта. Поскольку состоял дракон из света, казалось бы, стены и потолок должны были отсечь и боковой коготь, и макушку. Но выглядело иначе: фрагменты голубых эмалированных стен и потолка стали как будто прозрачные, и коготь с макушкой светили насквозь. Призрак отражался со всех четырех сторон.

Стоя в лифте, перехватывая свой груз – перехватывать пришлось несколько раз, – Шкедт разглядел бороздки – точно расплывчатая картинка на вертикальном телеэкране: наклонишься вправо – они бегут влево; наклонишься влево – бегут вправо. Он сказал:

– Тебе, наверно, лучше со мной не выходить.

Дракон ответила:

– Я и не планировала.

Он опять перехватил тело поудобнее, опустил глаза, посмотрел, подумал: пахнет… специфический запах. И раздражала бумажка – он глянул ниже колен; спичечная книжка, что ли? – прилипшая к босой ступне.

Почему, подумал Шкедт, почему я торчу тут, обнимая груду тяжеленного мяса, которое все в крови?.. А потом что-то изнутри подрало ему лицо; горло перехватило, на глаза навернулись слезы. То ли страх, то ли горе – погасло мгновенно, как похоть, мимоходом подравшая чресла.

Он поморгал, опять переступил, перенес вес на обутую ногу. Босая прилипла к полу.

Колыхания и колебания, которые выдали бы, о чем думает Леди Дракон, прятались в ярком свете.

Шкедт опять переступил. Сандалия тоже прилипла.

Кабина замедлилась; дверь открылась.

Кулак миссис Ричардс заехал ей в подбородок. Жест – как у Джун, только выразительнее.

Миссис Ричардс все пятилась и пятилась.

Джун поймала мать за локоть.

Миссис Ричардс закрыла рот и глаза и затряслась. В тишине внезапно заскрипели пронзительные ломкие всхлипы.

– Отведи-ка мать наверх, – сказал Шкедт и следом за своей гротескной тенью ступил в коридор.

Джун мотала головой, переводя взгляд с него на мать, пока на его тень не наехала другая. Джун смотрела не на него, а на сияющего призрака в закрывающемся лифте.

– Я его отнесу в старую квартиру.

– Бобби – он?.. – прошептала Джун и шарахнулась спиной в стену, пропуская Шкедта мимо.

– Он умер, да.

Плач миссис Ричардс у него за спиной сменил тональность.

Дверь другого лифта все кхынкала, кхынкала, кхынкала об ковер.

Шкедт плечом вперед вошел в 17-Е. Положить мальчика в его?.. Шкедт прошагал по коридору, свернул в пустую комнату. Рука Бобби (та, что с цепью, сплошь в крови) все стукалась и стукалась ему о лодыжку. Чтобы не печалиться, достаточно посмотреть на то, что он тут тащит.

Он постарался не уронить эту штуку на пол, опустил, чуть не упал; и уронил. Потянул за вывороченную ногу; ее… опять выворотило, и не там, где полагается. Так что Шкедт разогнулся.

Господи, кровь! Он покачал головой и отклеил рубашку от живота и плеч. Шагая к двери, расстегнул штаны и, придерживая их одной рукой – они сползли на бедра – вышел из квартиры.

Посреди коридора миссис Ричардс затрясла головой и опять заплакала.

Он скривился и подтянул штаны. Собирался-то он в ванную, но зрелище ее ошеломленного горя отбросило назад, к мгновению сексуального отклика в приямке шахты. Ёпта, подумал Шкедт.

– Мэм, идите наверх, а? Тут ничего не поделаешь. Если будете здесь, вам не станет… лучше. Джун?..

Джун наполовину спряталась за спиной у матери.

– …отведи ее наверх. – Ему вдруг захотелось сбежать вовсе. – Слушайте, мне надо взять… кое-что. – Рукой придерживая расстегнутую ширинку, он обогнул их, из гостиной забрал свою тетрадку и, выставив ее перед собой, вышел за дверь.

Тринадцать сказал:

– Ей, небось, тяжко, – и отступил, пропуская его.

– Ёпта. – Леди Дракон посмотрела в потолок.

Плач, пронзительный и сдавленный, чем-то раскаленным стекал в комнату.

– Когда ж она заткнется-то, а? – сказала Леди Дракон.

– Слышь, чувак… – начал было Тринадцать.

– Да понимаю я, понимаю. Тут кто-то спрашивал, хочу ли я вина. Я кранты как хочу. Малыш? Адам? Вино, сука, тащите?

– Ты говорил, – сказал Шкедт, – у тебя одежда есть?

– А, ну да. Легко. Заходи.

Денни, держа стеклянный графин на сгибе локтя, сказал:

– По-моему, ему надо в ванную.

– Да уж, тебе помыться бы. Ванна – туши свет, но если хочешь, залезай. Что такое?

– Ничего. – Но от последней реплики Денни побежали мурашки неприятней и горя, и ужаса. – Да, помыться не помешает.

– Дальше по коридору. Окон, бля, нету. Я фонарь принесу. – И Тринадцать снял лампу с гвоздя на стене.

Следом за Тринадцатью Шкедт зашагал в сортир.

В колеблющемся свете он различил ржавое кольцо по центру ванны до самого стока. Эмаль тут и там отслаивалась, обнажая черноту.