Майкл Бишоп - Сказки о воображаемых чудесах [сборник]

Я снова обращаю взор туда, где кипит работа. Пила причитает, словно потерянная душа, а мужчины в банданах и майках (иные с обнаженными мускулистыми торсами, загаром напоминавшими шкуру добермана) перемещают туда-сюда ноги в синих джинсах. Карабкаются, шумят, перекрикиваются.

Оглушенный, я все же стараюсь помнить о главном. Три минуты бега на закат. Я поворачиваюсь на запад и пускаюсь рысью, делая скидку на разницу в скорости и ширине шага. И правда, вскоре я уже обнюхиваю поросль благоуханной лобулярии. Недавно его перекрывал запах куда более сильный, приторный, тошнотворный.

Тело исчезло — без сомнения, его унесли гробовщики из людей, но земля помнит. Последняя линия обороны Ловца Песков.

Я двигаюсь дальше по следам смерти. Запах держится как раз там, где я и ожидал. Мой путь ни разу не отклонялся далеко от гигантского скопления строящихся домов. Мертвые койоты словно образуют ритуальный круг, защищая место, где вырастет новый город.

Главный койот прав. От всех этих событий дурно пахнет. И это даже не запах смерти.

Я смахиваю пыль с пальто, стараясь не слушать возмущения пустого желудка, и небрежным шагом прогуливаюсь среди людей и творений их рук.

Вскоре я ступаю на пыльный асфальт, шагаю по дорогам — пусть пока они и мало отличаются от бездорожья. За стройкой мне открывается кривая перспектива на уже законченные строения: просторные двухэтажные здания размером с торговые центры, что расположились среди свежевыстланных газонов. Оросительные системы разбрызгивают капли по траве, словно освящают ее святой водой. Не сразу я понимаю, что каждое из этих сооружений предназначено всего для одной семьи.

За час я изучил все окрестности. Я нахожусь посреди Хендерсона, штат Невада, во время прославленного бума жилищного строительства. Я уже слышал, что этот спальный пригород всего в двух шагах и паре остановок от Лас-Вегаса стремительно развивается, но раньше у меня не было возможности убедиться в этом воочию.

Неудивительно, что койоты обречены. Они нарушали границы элитнейшего поселка. Я сижу под одним из парных юкковых деревьев, которыми отмечен вход на территорию, и читаю надпись на плакате. Рекламный щит окрашен в модные цвета: бирюзовый, оранжевый и лиловый; каймой пущен узор из перчиков халапеньо и завывающих койотов.

«Небеса Пейотов: Плановое Поселение Джимми Рэя Рагглса». Так гласит надпись угловатыми буквами, которые вроде как должны напоминать зигзаги на одеялах коренных американцев. Улыбающееся фото Джимми Рэя скромно зацепилось за один из уголков объявления. Я тщательно стараюсь держать это в секрете, но на самом деле я умею читать. Я щурюсь изо всех сил, разобрать эти чудовищные каракули стоит мне большого труда. Вот это работа для детектива!

Проведя тщательный анализ, я установил, что «Небеса Пейотов» — это поселение, созданное с учетом экологических принципов, в котором между природой и человеком не ставится никаких искусственных барьеров и заборов. Приводятся фразы наподобие «Спокойно, как в Санта-Фе», «природа без границ» и «все удобства». Неудивительно. Я слышал, что беглецы из квакерского штата Калифорния стекаются на запад, юг и север от своего несчастного дома. Очевидно, Хендерсон предоставляет убежище тем, кого уже не могли вместить другие поселения.

Я беспрепятственно прогуливаюсь по улицам «Небес Пейотов»; да что там — меня не замечают вовсе. Как и предсказывал койот. Возможно, мой мрачноватый привлекательный вид смотрится уместно среди этого изобилия пастельных тонов, которым окрашены все видимые поверхности. Несмотря на пустой желудок, меня, возможно, скоро стошнит от количества приглушенного рыжего, лилового и «небесно-пейотового» бирюзового, которое мне приходится переварить.

Я уже упоминал тот факт, что родился не вчера. Вдобавок к этому я — тертый калач и знаю, что пейотом называется сине-зеленый кактус. Его цветки вырабатывают капельки, которые застывают маленькими бутонами «мескаля». Отведайте одну из этих крошек — и вскоре вас охватят галлюцинации столь же безумные, как и эта послеполуденная застройка в мятных тонах, что развернулась сейчас перед моим взором.

Наркотические свойства мескалина использовались и используются коренным населением в религиозных обрядах. В остальном же его употребление незаконно. Не знаю, увлекаются ли мескалином местные пайюты, но не столь коренные американцы им явно балуются.

Что касается меня, то время от времени я пропускаю рюмочку, но держусь в стороне от любых тяжелых веществ. Само собой, тот, кто спроектировал этот кошмар, такой строгостью нравов похвастаться не может.

Завершенные дома все заселены, но сейчас по большей части пустуют. Они похожи на страницы журналов о дизайне. Дети в школе, мужья и жены работают или развлекаются.

Мне жутковато от мысли, что, в то время как окраины этого парка отдыха усыпаны трупами койотов, на парадных дверях и почтовых ящиках красуются яркие изображения койотов живых — изображения, которые уже успели набить нам оскомину. Так часто они появляются на украшениях, кофейных кружках и узорах на одежде.

Возможно, цветовая палитра как-то объясняет, почему койоты на рисунках непременно воют. Тем не менее вопль их нем, как и окружающая пустыня. Я прекрасно понимаю их жалобы; мое собственное племя тоже изображают на куче такого хлама, ради которого мы бы и когтем в лотке не поскребли. Люди так нежно относятся к тем, кого убивают.

Из-за отсутствия «искусственных барьеров» я беспрепятственно могу прогуливаться по этим роскошным переходам, хотя на каждом шагу понатыканы значки охранных служб, а предупредительных наклеек на окнах и того больше.

Задние дворы так же вылизаны, как и палисадники. Они заканчиваются внезапно, и за ними сразу начинается пустыня. Я подхожу к границе между зеленью и буростью, и мои подушечки, все в мозолях от песка, наслаждаются мягкостью травяного ковра. Позади меня скрипит дверь. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть. Нечто крохотное, светлошерстное и пушистое с лаем несется мне навстречу. Я бросаю взгляд на дом: до него около пятидесяти метров бермудской травы (стригут ее, конечно, не хозяева). На таком расстоянии мне не слышно высокого неискреннего визга этого Фидо [5] Распространенная собачья кличка, сравнимая по популярности с русским Шариком. — Примеч. пер. , но, похоже, я различаю отчаянный крик хозяина, что безуспешно призывает маленького беглеца вернуться домой.

Поэтому я оскаливаю зубы и остаюсь на месте, и вот до Фидо уже лапой подать. Он останавливается и склоняет голову набок. Пес очаровательно кудряв, ну в точности как Ширли Темпл. Он садится на задние лапы. Его крошечная челюсть отвисает. Большая, плохая черная киска уже должна карабкаться на дерево или перелезать через забор, но здесь растут только юкки, а ведь они ужасно колючие, да и заборов нет никаких, только пустыня и Великие Песчаные Просторы.