Майкл Бишоп - Сказки о воображаемых чудесах [сборник]

Да, теперь я понимаю, что денек предстоит долгий. Но пока мы по-пластунски ползем к достроенным домам, безграничная восторженность Счастливого Прыгуна затмевает некоторые из его не столь привлекательных качеств.

— А что это за цветные каньоны, мистер Полночный? — спрашивает он.

Мне по душе его почтительность.

— Это дома, Прыгун. Модернистские особняки для праздных людей, у которых уйма денег, и они стремятся выглядеть канифоль (люблю, знаете ли, поучить молодежь французскому).

— Логова, мистер Полночный?

— Да, верно… и логова, и спортзалы, и бары, и кухни, оборудованные по последнему слову техники.

Прыгун — сельский паренек — хмурится, выслушивая мой подробный перечень удобств. Но потом снова ухмыляется:

— Логова. А детеныши там есть?

— Конечно. Большие, маленькие, любые.

Его лоб снова стягивают морщины раздумья.

— А эта зелень вокруг их логовищ… это какая-то особая вода? Для защиты?

— Нет, парень. Это ров с лучшей бермудской травой. Ее доставили сюда, чтобы людям было мягко ступать босыми ногами, а потом подрезали, чтобы удобней было играть в гольф.

— Она растет, а потом ее подрезают?

— Да, знаю, звучит странно.

— Можно мне по ней пройтись?

Я осматриваю дом. Нет, это другой; не тот, в котором живет этот противный Фидо.

— Думаю, можно. Только держись поближе к краю.

И он переступает четкую границу между пустыней и мягким зеленым ковром; его длинные ноги пружинят в бермудской траве.

— Прохладно. И мягко! — говорит он, снова ухмыляясь.

— Так и есть, да не про твою честь. — Я жестом приказываю ему вернуться обратно на песок. Если кто-то и будет обходить дозором этот роскошный зеленый бархат, то эта честь выпадет старшему в команде.

Счастливый Прыгун скулит (и это раздражает всего немногим меньше, чем визг Фидо) и забывается настолько, что скачет прямиком в сторону куста опунции базальной.

— Не забывай про шипы, — предостерегаю я его снова. Похоже, начинаю превращаться в няньку.

— Смотрите, мистер Полночный! Подфартило!

Я спешу к нему, надеясь, что он нашел улику. Возможно ли, что этот дружелюбный идиот наткнулся на что-нибудь действительно важное?

На земле я замечаю яркое пятно оберточной бумаги. Оранжевой. А затем мой нос (не такой длинный, как у койотов) наконец различает запашок, что притянул к себе внимание Прыгуна. В эту бумагу был завернут бургер. В самой середке, на славной булочке, притаилась котлета, политая Безупречным Барбекю-Соусом для Бургеров. Такое мне уже доводилось попробовать.

Прыгун тактично отходит в сторону:

— Можете взять его, мистер Полночный.

Неужели я правда вижу сейчас в этих ярко-желтых глазах огонь преклонения перед кумиром? Одно знаю точно: еще никто не видел койота, который поделился бы едой с представителем другого вида. Они и с сородичами-то делятся редко.

Мой нос заявляет мне, что Безупречный Барбекю-Соус пропитывает толстый кусок мяса — зажаренный и, безусловно, мертвый. Я уже собираюсь приложиться к нему, как вспоминаю разговор с верховным койотом о том, что высшие виды с презрением отвергают мертвечину. Я не могу отказаться от заявленной точки зрения, во всяком случае, не в присутствии того, кто принадлежит клану койотов. Поэтому я отмахиваюсь и неспешно удаляюсь от находки.

— Вперед, парниша. Я предпочитаю суши.

— Рыба! — Прыгун в отвращении морщит длинный нос. Остатки бургера он приканчивает одним глотком.

Мы продолжаем обход: наблюдаем, чем кто занимается. Счастливый Прыгун изумляется повадкам людей. А мне их повадки хорошо знакомы; я высматриваю что-нибудь необычное.

Жизнь почти замерла. Детей, которые еще не доросли до школы, держат взаперти, подальше от жары и опасностей стройки. Я вижу лица сородичей: они выглядывают из окон и вовсе не кажутся удрученными (а казалось бы, должны, в их-то подневольном положении).

Собаки, за исключением беглеца Фидо, мне не попадались. Сам-то я по их обществу не скучаю, но ведь им нужно время от времени выходить на улицу — с поводками ли, без поводков ли, — чтобы сделать свои омерзительные дела. Только представьте себе: оставлять свои отходы у всех на виду, чтобы кто-то другой убрал их за тебя! Такие гнусные привычки объясняют, почему представители семейства псовых стоят на эволюционной лестнице ниже, чем кошачьи.

Я озвучиваю свое презрение вслух, и Прыгун снова хмурится в задумчивости:

— Но, мистер Полночный, если бы мы, койоты, закапывали свою воду и помет, то мы бы не знали, что уже были в этом месте и кто был тут до нас. Мы бы не смогли метить свою территорию.

— А кому вообще нужна такая замаранная территория? — бормочу я про себя.

Но все же я призадумываюсь. Может, все дело и правда в разметке территории?

Через пару часов обхода я уже сыт «Небесами Пейотов» по горло. И болтовни Счастливого Прыгуна с меня тоже достаточно. Я отправляю паренька домой: его желтая шерсть мгновенно сливается с пустыней цвета навоза. Наша беседа о туалетных привычках определенным образом повлияла на то, как я сейчас смотрю на мир.

С облегчением я становлюсь на одинокую вахту рядом с кустом олеандра (никаких сеянцев для обитателей «Небес Пейотов», только дорогие взрослые деревья!).

В трех домах от меня рабочие стучат молотками, что-то пилят, кричат. А здесь все спокойно. Слишком даже спокойно. Хотя я всей душой за мир без собак, но отсутствие этих популярных домашних животных в округе меня настораживает. На улице ни единой собачьей души — за исключением неприрученных койотов. А те из них, кто приблизился к поселку на расстояние, с которого слышен их вой, уже мертвы.

Может «Небеса Пейотов» — место для собак чересчур чистое? Я знаю, что в некоторых жилых комплексах многое запрещают.

Людские голоса нарушают ход моих мыслей. Я плотнее вжимаюсь в тень от олеандра. Из дома выходит женщина в слаксах и свитере, окрашенных в те же гнилостные цвета, которыми изобилует вся округа. Естественно, на свитере воет бирюзовый койот.

На мужчине костюм, но костюм светлый, да и пиджак расстегнут.

— Какой из разбрызгивателей не работает, миссис Эберт?

— Да там не один, а целый ряд — вот тут, у олеандров.

— А, на границе участка.

Он идет в мою сторону, но меня не замечает: я черен как ночь, а глаза я прищурил, превратив их в узкие зеленые щелочки. Он стучит ногой по крохотным серебряным шипам, что торчат из дорогой травы подобно смертоносным цветам.

— Похоже, вся линия сломалась, миссис Эберт.

Он склоняется, чтобы повозиться с оросительной системой, но глазами шарит по границе с пустыней. Она так близко, что теплый сухой ветерок доносит до нас аромат лобулярии. Ну что ж, хоть дезодорант помещений у этих койотов есть.