Майкл Бишоп - Сказки о воображаемых чудесах [сборник]

Почти всю вторую неделю я предвкушал субботу. По понедельникам Нэнси обычно объявляла, что на выходных поедет на мероприятие по тимбилдингу. Она объяснила мне, в чем была их задача: они с коллегами радостно сигали в бездну корпоративного фанатизма. Теперь она гораздо чаще говорила со мной, хотела поделиться тем, что происходило в ее жизни. Я пытался слушать, но у меня не получалось. Я мог думать лишь о том, что в тот день мне нужно было отвезти заказ клиенту в Кембридж. Сначала я полагал, что отправлюсь один; но раз уж у Нэнси были свои дела, мне в голову пришел другой вариант.

Когда мы с Элис встретились за кофе, я спросил, не согласится ли она составить мне компанию. Теплота, с которой она ответила, грела меня всю неделю. О предстоящем событии мы говорили каждый день. План был таков: я позвоню домой в начале вечера, когда Нэнси вернется домой со своего мероприятия, и скажу, что наткнулся тут кое на кого из знакомых, а потому не приеду допоздна. Это было нарушением нашего негласного правила „поступать согласно регламенту“, но я был просто вынужден так поступить. Нам с Элис надо было побыть вдвоем подольше, а еще мне нужно было собраться с духом для того, чтобы совершить неизбежное.

К вечеру пятницы я уже был как на иголках. Нарезал по дому круги, не мог ни за что взяться и был так погружен в собственные мысли, что не сразу заметил, что и с Нэнси дело неладно.

Она сидела в гостиной, просматривая документы, но время от времени сердито поглядывала на окно, словно ожидая увидеть там кого-то. Когда я поинтересовался с ноткой раздражения в голосе, кого она выглядывает, Нэнси принялась все отрицать. Через десять минут я поймал ее на очередном взгляде. Я ретировался на кухню и вяло принялся за починку полки — дело, которое я откладывал месяцами. Когда Нэнси пробралась на кухню, чтобы сделать себе еще кофе, и увидела, чем я занимаюсь, ее это по-настоящему растрогало. Самокритично-добродушная улыбка, которую я нацепил на лицо, мне самому казалась гримасой мертвеца.

Она вернулась в гостиную и снова принялась прожигать взглядом окно, словно ожидая немедленного нападения марсиан. Это напомнило мне про ночь, когда я застал ее стоящей у окна и довольно сильно испугался. Теперь она выглядела совсем чокнутой, а у меня иссякло терпение. Никакой жалости я не чувствовал, только раздражение. И ненавидел себя за это.

А потом наконец-то, ну наконец-то, пришло время идти спать. Нэнси отправилась первой, а я вызвался закрыть окна и вычистить пепельницы. Забавно, каким заботливым душечкой начинаешь казаться, когда тебе и быть-то не хочется там, где ты есть.

Чего я действительно хотел — так это завернуть подарок, который собирался отдать Элис. Когда я услышал, как защелкнулась дверь ванной, то подскочил к шкафу с документами и вынул оттуда книгу; из ящика схватил упаковочную бумагу и ленты и принялся за дело. Во время работы я выглянул в окно, увидел, что на дороге сидит кошка, и улыбнулся про себя. С Элис я мог бы завести кошку дома, работать в пушистой компании и засыпать с теплым комком на коленях. Дверь ванной открылась. Я замер, готовясь действовать немедля. Услышав с облегчением, что ноги Нэнси прошлепали в спальню, я продолжил заворачивать подарок. Сделав дело, я убрал сверток в ящик стола и достал открытку, которую хотел подарить вместе с ним, уже составляя в голове текст.

— Марк?

Я чуть не умер, услышав голос Нэнси. Она почти бежала ко мне через кухню, а открытка все еще лежала на столе. Я быстро придвинул к себе кипу бумаг и накрыл ею послание. Еле успел. Стук сердца отдавался в ушах, меня чуть ли не мутило, но я повернулся к Нэнси, стараясь придать лицу выражение скучное и обыденное.

— Что это? — призвала она меня к ответу, вытянув руку прямо у меня перед носом. В комнате было темно, и я поначалу не разглядел. А затем увидел. Это был волос, темно-каштановый волос.

— Похоже на волос, — осторожно заметил я, перебирая бумаги на столе.

— Я знаю, что это чертов волос, — рявкнула Нэнси. — Я нашла его в кровати. Интересно, как он там оказался.

Господи помилуй, подумал я. Она знает.

Я смотрел на нее, плотно сжав губы, и уже решил было во всем признаться и покончить с этим. Конечно, мне казалось, что лучше рассказать ей в более спокойной обстановке, но тут уж не угадаешь. Возможно, именно в эту паузу мне стоит втиснуть сообщение о том, что я влюбился в другую.

А затем ко мне пришло запоздалое осознание: Элис никогда не бывала в нашей спальне. Даже после того вечера на канале она оставалась на первом этаже, в гостиной и в холле. Может, на кухню мы тоже заходили. Но в спальню — точно нет! Я в замешательстве поморгал, глядя на Нэнси.

— Это проклятая кошка! — заорала она, внезапно чуть не посинев от гнева (эта ее особенность всегда пугала меня и сбивала с толку). — И она валялась на нашей чертовой кровати!

— Какая кошка?

— А такая, что вечно ошивается на улице. Твой маленький дружочек. — Она усмехнулась с невыразимым презрением, и лицо ее перекосилось от гнева. — Ты привел ее к нам.

— Да нет же. О чем ты вообще?

— Не смей отрицать, не смей…

Не в силах закончить фразу, Нэнси накинулась на меня и ударила по лицу. Я ошарашенно отступил назад и получил в подбородок. Она принялась колотить меня кулаками по груди, а я пытался схватить ее за руки. Какие-то слова вырывались у нее изо рта, но речь то и дело прерывалась рыданиями. Я так и не смог поймать ее руки. Она сама остановилась и притихла. Постояла с минуту, глядя на меня, развернулась и ушла.

Я провел ночь на диване и долго не мог заснуть, даже после того, как затихли протяжные стоны, доносившиеся до меня из спальни. Может, это прозвучит как эгоистическая отговорка, но я правда чувствовал, что не смогу ничем ее утешить. Ей стало бы лучше, только если бы я соврал, и потому я решил не вмешиваться.

У меня теперь была уйма времени, чтобы закончить открытку, но я никак не мог вспомнить, что же собирался написать. В итоге мне удалось заснуть, но я спал чутко, и сновидения мои были сумбурными. Когда я проснулся, Нэнси уже уехала.

Выруливая к центру города, чтобы встретиться с Элис, я чувствовал усталость и опустошение. Я все еще не знал, где она живет, не знал даже номера ее телефона. Она сама не сообщила мне этих сведений, а я всегда мог связаться с ней через курьерскую службу. И мне этого хватало; я ведь мог быть частью ее жизни, не пробираясь в нее тайком.

Я отчетливо помню, как она выглядела тогда, стоя на тротуаре и высматривая мою машину. На ней была длинная черная юбка из шерсти и плотный свитер разных оттенков каштана. Утреннее солнце запуталось у нее в волосах; она улыбалась, глядя, как я паркуюсь, и меня на минуту охватили сомнения. У меня нет никакого права быть с ней. У меня уже есть девушка, да и Элис слишком прекрасна для меня. Но вот ее руки обвились вокруг моей шеи, она поцеловала меня в нос, и сомнения рассеялись.