Марина Дяченко - Ведьмин род [litres]

Тогда он рассмеялся в трубку. И она рассмеялась в ответ – с нескрываемым облегчением.

– Под пальмой? – спросил Мартин. – На пляже?

– Ох, если бы… Я принимаю дела у твоего заместителя.

– Он почти гениальный, – сказал Мартин. – Знает округ Одница лучше, чем свою спальню.

– В округе траур, между прочим.

– Что?! – Мартин поперхнулся.

– Ох, прости, – Соня засуетилась. – Фигурально выражаясь. Образно. Твои люди скучают по тебе. Это так трогательно.

– Кстати, – Мартин посмотрел на свою ладонь с вертикальным шрамом. – Соня, я позвонил, чтобы предложить сделку.

– Я заинтригована, – сказала она осторожно. – Знаю, ерунды ты мне не предложишь.

– Отдай мне моих людей, несколько человек. С каждым я договорюсь сам, у тебя прошу просто отпустить их. Взамен переброшу кое-кого из Ридны.

– Э-э, – сказала Соня очень неопределенным тоном.

– Ты не поняла. Это еще не сделка. Сделка – в обмен на моих людей я отдам тебе свой голос. Когда придется выбирать главу Инквизиции. Мне все равно, кто им будет. Тебе – нет.

– Э, – сказала Соня, на этот раз потрясенно. – Я как раз хотела обсудить с тобой… Жаль, что ты не можешь прилететь в Одницу, по телефону как-то неловко…

– Очень ловко. Сперва скажи, согласна ли ты на мое предложение.

– Да, – протянула Соня. – Я не совсем понимаю, как эти бедняги променяют курорт на сырые промозглые горы, но…

– Я же променял.

– Хорошо, – сказала она другим тоном, по-деловому. – Мартин… Традиционно на кресло Великого Инквизитора может претендовать один из кураторов. В истории бывали исключения, но… мы сейчас о правиле. Оскара никто не принимает всерьез, его отставка – дело решенное. Август – никто, техническая фигура, он или проявит себя в будущем, или нет. Виктор – худший вариант, с его характером никто не сработается. К тому же он во многом человек сломленный, его цинизм – защитная реакция. Ни я, ни Элеонора не претендуем…

– Почему?

Соня устало вздохнула в трубке:

– Женщину в этом кресле никто не примет, у нас все еще дикие нравы, ты же знаешь. Со временем, может быть… но не сейчас. Ни у меня, ни у Элеоноры нет охоты вступать в войну, изнуряющую и заведомо проигранную.

– То есть ты боишься?

– Мартин, – ее голос наполнился сталью. – Ты не представляешь, сколько дерьма мне пришлось сожрать, отстаивая свое право хотя бы на кураторство… Просто потому, что я родилась без яиц. Не рассуждай, о чем не знаешь.

– Извини, – он в самом деле смутился. – Тогда Елизар?

– Отличный выбор, хотя бы на время. Опытный, консервативный, с героическим прошлым, как раз сейчас был бы очень уместен – когда не нужны перемены, а нужна стабильность. Просто сидеть в своем кресле и ничего не менять…

– Тогда в чем проблема? – Мартин ясно слышал, что после долгой тирады Соня обязательно скажет «но».

– …Но он отказался.

Зависла пауза.

– Кокетничает? – осторожно предположил Мартин. – Ждет, чтобы его уговаривали?

– Нет. Он сказал дословно: «После великого человека я в это кресло не сяду».

– Трусит, значит, – сказал Мартин. – Боится, что будут сравнивать… Тем лучше. Хочешь моего мнения? Продвигай Августа, у него подходящий типаж для этой должности. Он будет марионеткой, а кому дергать за ниточки – договоритесь уж как-нибудь с Элеонорой…

– Мартин, – сказала Соня, и звук ее голоса заставил его насторожиться.

– Что?

– Есть еще одна кандидатура. Идеальная…

– Стоп, – сказал Мартин прежде, чем успел подумать. – Откати назад, пожалуйста, забудь свои слова и больше никогда не поднимай этой темы.

– Но… – Он, кажется, напугал ее своей реакцией. – Это же лежит на поверхности. Март… ты следишь за новостями? Родившихся сегодня младенцев называют твоим именем. И девочек тоже. Послушай, это твоя ответственность…

– Нет, – сказал Мартин.

Собака скулила, била хвостом, не решаясь настаивать, но деликатно напоминая, что время прогулки давно наступило. Руфус заставил себя подняться с дивана, надел пальто прямо поверх домашней одежды, сунул ноги в резиновые сапоги и застегнул поводок. Собака умильно заглядывала ему в глаза.

– Ты не врешь, – сказал ей Руфус. – Ты единственное в мире существо, которое никогда мне не лгало, а я столько раз тебя обманывал… Говорил, что вернусь пораньше, а являлся за полночь. Обещал, что поедем в лес, а вместо этого улетал в Вижну… Но теперь-то все по-другому.

В гостиной спали в клетках птицы. На веранде, подумал Руфус, им будет просторнее, но не сейчас, а весной. Птицы эти южные, холода не любят. Впрочем, и я не люблю промозглой слякоти, мокрого снега, жирной грязи, всей этой прелести, которая называется зимой в городе Ридна. В горах хотя бы снег лежит. Но в горах ведьмы…

Он спустил собаку с поводка; на ошейнике болталась светодиодная лампочка, собака отражалась в мокром асфальте, как привидение, и далеко бежать не решалась – не щенок, все-таки годы, все должно быть солидно и чинно…

В кармане у Руфуса зазвонил телефон.

– По всей видимости, группа кураторов предложила ему пост, и шансы очень высоки, – с некоторой опаской сказал собеседник.

– По всей видимости – или точно?

– По косвенным свидетельствам, патрон.

– Перестаньте так меня называть! – выкрикнул Руфус.

В трубке растерянно замолчали. Собака вернулась из темноты – ей было ясно, что хозяин расстроен, но от какой опасности его защищать, старая овчарка не понимала.

– Я хочу его уничтожить, – тяжело сказал Руфус. – Я хочу, чтобы он понял – каково это. И я своего добьюсь.

Ровно в семь кабинет оказался переполнен, на всех не хватило кресел, пришли не только те, кого он вызвал, но и все, свободные сейчас от патрулей. Оба заместителя, оперативники, над которыми Мартин издевался в аэропорту, еще какие-то до сих пор не знакомые инквизиторы Ридны. К рапортам об отставке на столе прибавился еще десяток.

Они расселись, в том числе на занесенных из приемной стульях. Каждый второй счел своим долгом демонстративно нарисовать в воздухе явь-знак.

– Я ознакомился с вашими рапортами, господа, – сказал Мартин. – Я рассмотрю их персонально, если вы не против, все-таки нельзя решать судьбу человека, не глядя ему в лицо…

Конечно, они не рассчитывали, что он сдастся сразу. Но с первых же слов он назначил себя вершителем судеб, а их посадил на скамью подсудимых, и такой поворот никому в кабинете не понравился.

– Позвольте заметить, патрон, – начал его первый заместитель, основательный и плотный, лет пятидесяти, – что, по нашему общему мнению…

– …Которого никто не спрашивал, – Мартин повернул голову. – Вам не давали слова.

Они заговорили все разом:

– Никто не будет сотрудничать с человеком, вступившим в сговор с ведьмой!