Марина Дяченко - Ведьмин род [litres]

Ни о чем не думая, ничего не решая, а просто следуя внезапному побуждению, Эгле втянула ноздрями воздух. Задержала в легких, желая как следует согреть. Выдохнула ртом, чуть приоткрыв губы. Ее дыхание обвилось вокруг оружейных стволов, коснулось лиц, перекошенных от боли и напряжения. Закрыло одну разинутую рану, потом другую, потом третью.

В первые секунды они не поняли, что происходит. Дернулись пальцы на спусковых крючках, но в этот момент констебль Лис наконец-то смог подняться на четвереньки:

– Не стреляйте! Нет, не стреля…

Мартин повернул за угол, огибая полуразваленный дом, и увидел их – спины в рыжих дубленках и черных ватниках, потертые ремни винтовок и карабинов, пар дыхания из многих ртов. Яркое цветовое пятно – сиреневая куртка – за ними, посреди улицы, на земле; выстрелов не было. Камни?!

– Назад! – взревел Мартин.

Они обернулись – грязные, бледные, потрясенные лица, красные глаза, растерянные дикие взгляды. Мартин на ходу выхватил пистолет:

– Назад!

Они чуть расступились, испугавшись не оружия, но бешеного напора. Впереди, в окружении толпы, он увидел Эгле.

Она стояла на коленях, одной ладонью навалившись на землю, будто пытаясь не упасть. Протянув другую над распростертой на земле молодой женщиной. Запрокинутое лицо лежащей на глазах теряло синюшный оттенок, веки начинали подрагивать. Женщина глубоко вздохнула – и задышала ртом, будто вынырнув с большой глубины. По толпе прошел ответный вздох облегчения.

– И меня, – шепотом умолял кто-то.

– И его! Он помирает совсем…

Мартин увидел – раненые сидели и лежали здесь же на земле, ожидая своей очереди. Констебль Лис маячил, икая, как пьяный, и, кажется, столь же мало соображая.

– Стойте! – Тощая женщина бросилась наперерез Мартину, почти налетев грудью на его пистолет. – Не трогайте ее! Эта ведьма, она…

– Мы не отдадим ее, – сказал сумрачный голос.

– Убирайтесь!

– Вы ее не тронете!

– Пошли вон, палачи!

И они выстроились живой цепью, лицом к Мартину и Клавдию, загораживая Эгле, не желая подпускать к ней инквизиторов. Клавдий что-то сказал шепотом – Мартин не расслышал.

Эгле с трудом встала, покачнулась, откинула сиреневые волосы со лба. Посмотрела Мартину в глаза.

«Лишь тогда придут в этот край покой и любовь, когда вода загорится, камни станут легче пуха, а соседи заступятся за свою ведьму, а если нет – то и нет…»

Эгле улыбнулась.

– Господин Великий Инквизитор, верно ли, что инициация «глухой» ведьмы законодательно перестанет быть преступлением?

– Как вы можете прокомментировать сообщения о «чистой» инициации? Это не фейк?

– Господину Руфусу выдвинуто обвинение в измене, будет ли он взят под стражу?

– То, что происходит сейчас с ведьмами, вокруг ведьм, – начало «золотого века» либо новый конец света?!

– Все вопросы к пресс-секретарям, – сказал он устало. – Дайте пройти, пожалуйста.

Он сел на заднее сиденье машины и по дороге смотрел в окно, как смотрят детектив или лирическую комедию. Я люблю этот город, подумал отстраненно. Я так люблю Вижну.

Распахнулась калитка. В весенних сумерках горел живой огонь. Мать поднялась ему навстречу со скамейки-качалки. Отец обернулся от мангала, отсвет пламени лежал на его лице:

– Наконец-то ты вернулся, Мартин.

Эгле босиком сошла с крыльца, молча обняла его и так застыла, прижавшись щекой к галстуку с осьминогами.

Дрогнул слежавшийся снег. Разошелся трещинами. Рука со скрюченными пальцами зачерпнула воздух, потом нащупала опору, потом замерла, будто кто-то набирался сил.

Покатились по мокрому склону мелкие камушки. Из-под завала выбралась женщина – очень молодая. Девушка. Подросток.

Отряхнулась. Посмотрела вверх.

Над темными горами висели звезды – так много она никогда не видела.