Марина Дяченко - Ведьмин род [litres]

Нет, нет, оказывается, их всего лишь двое. Опасные, чем-то похожие друг на друга палачи, но двое, а не семь и не десять. Прилетели на свою погибель.

Тот, что помоложе, был ей знаком и отвратителен. Инквизитор – сын ведьмы, невозможная в природе тварь, выродок. Другого, старого, она не могла понять, тот казался омутом без дна. Неизвестно, чего ждать от такого; Лара прислушалась к себе и поняла, что не боится, и это было сладчайшее открытие. Она слишком долго боялась. Теперь можно дать себе волю. Можно смеяться и прыгать, можно запустить руку в небо и сорвать с него грохочущий вертолет…

Вот так.

Огромная ладонь соткалась из тумана и ухватила эту летающую штуку – так ребенок ловит бабочку. Вертолет затрещал, окутываясь искрами, будто сахарной ватой. Несущий винт был готов скинуть все свои лопасти, как одуванчик лепестки.

Но за пару секунд до того, как воля ведьмы сомкнулась вокруг вертолета, изнутри возникла и материализовалась другая воля. «Бабочка» обернулась летящим сюрикеном. Эхо вопля подраненной ведьмы заставило воздух вздрогнуть.

Искры погасли, хоть в салоне и воняло горелым. Таяли в воздухе очертания защитных инквизиторских знаков. Машина выровнялась, моторы работали, только летчик, похоже, вышел из строя.

– Нет, – бормотал он, и по лбу из-под шлема катились крупные капли пота. – Нет…

– Вам придется здесь приземлиться, – сказал Клавдий. – Мы не готовы десантироваться без парашютов.

– Нет, – вертолетчик пребывал в истерике.

Мартин перебрался на переднее кресло. Развернулся к вертолетчику, коротко, точно и прицельно хлестнул по щеке:

– Жить хотите?! Вниз!

Разлетелись комья грязи и талый снег. Вертолет, как большая нездоровая муха, опустился посреди дороги у въезда в поселок. Было ясно, что летчик не станет никого ждать и удерет сразу, как только инквизиторы покинут салон. Но это уже не имело значения.

Над селением Тышка стояло облако – пыль, дым, водный пар вперемешку с отчаянием и страхом. Крыши ходили ходуном. Откуда-то из центра доносились панические вопли, дома на окраинах стояли пустые, с ввалившимися окнами, с оборванными цепями около покосившихся собачьих будок.

Лопасти взлетающего вертолета едва не задели старый телеграфный столб с бахромой оборванных проводов. Гул двигателя провалился в небо, как в вату, и стал утихать – машина суетливо удалялась, безудержно неслась прочь. Клавдий и Мартин стояли, инстинктивно повернувшись спина к спине, и Клавдий поймал себя на очень неуместной радости: он, оказывается, давно мечтал вот так. С Мартином. И пусть весь мир горит огнем.

– Не чувствую Эгле, – шепотом сказал Мартин. – Почему ты был уверен, что она здесь?!

– Должна быть, – сказал Клавдий, чувствуя холод вдоль позвоночника. В поселке ясно ощущалось присутствие одной ведьмы. Сильной, страшной. Одной.

– Мы оба ошиблись, – сказал Мартин со странным выражением. – Она не погналась за Ларой Заяц. Она не настолько сумасшедшая. И это… конечно… к лучшему.

Клавдий заставил себя промолчать. Надо готовиться к бою, нельзя, чтобы Мартин допустил в сознание простую мысль, если они оба не чуют здесь Эгле, значит, она мертва.

Лара Заяц по-прежнему не чувствовала страха. Да, инквизиторы оказались сильнее, чем она думала. Да, вертолет поранил ей руку довольно-таки больно, но теперь, когда Лара стала свободной, даже боль не была ни унижением, ни наказанием, ни приговором – она сделалась вызовом, и, принимая его, Лара забыла о боли в ту же секунду.

Эти двое подходили все ближе, контролируя пространство, держась спина к спине. Они действовали, как один человек, будто находились на связи друг с другом. Она не видела их, только чуяла, а они чуяли ее; Лара с радостью поняла, что кажется им страшной. Это не был панический ужас, который источали жители поселка Тышка. Это был рациональный страх бойца, предохранитель от беспечности. Но запах страха Лара не спутала бы ни с чем.

Они кружили, маневрируя. Обходя рухнувшие здания и опрокинутые машины. Не медлили, не спешили, в их приближении был нехороший, безжалостный ритм. Так входили отряды инквизиторов в замершие селения Ридны – много веков назад. И потом загорались костры.

Лара вытянулась во весь свой новый огромный рост, дотянувшись макушкой до низкой тучи, опустив длинные руки, почти касаясь пальцами талого снега. Сегодня не инквизиторы зажгут здесь костер – но костер зажгут для них; она ждала, замерев, ожидая, что эти двое вот-вот покажутся из-за покосившихся заборов.

Клавдий двигался в рабочем режиме, тек, будто ртуть, прикрывая Мартина, оставляя тому поле для инициативы – и готовый в любой момент встать между сыном и этой ведьмой и проделать то, что проделывал сотни раз, и часто со смертельным исходом. Некстати вспомнил «ведьмину ночь» и список из шестидесяти имен в своем телефоне. Вспомнил всех действующих ведьм, которым пришлось противостоять за долгую жизнь, среди них крестьянку на винограднике, давным-давно проткнувшую ему плечо, потом гримершу с серебряным кинжалом… и совсем уж не вовремя вспомнил Ивгу на вершине огромного смерча.

Ивга в далекой Вижне, наверное, содрогнулась в этот момент. Наверняка почуяла его мысли. Клавдий вспомнил рыжую девочку, которая когда-то пришла к нему за помощью, – от отчаяния, потому что этой загнанной лисице больше некуда было бежать. И он поначалу был с ней в меру добр, но не сознавал ни секунды, что это явилась его жизнь и смерть, проклятие и надежда.

Ивга. Однажды ее выбор решил судьбу мира. А выбери она по-другому, и Клавдий не дожил бы до сегодняшнего дня, и в мире воцарился бы хаос, как сегодня в селении Тышка. «Нет будущего, камень не стоит на камне, а носится в бесконечном месиве из воды и суши… лишенный твердой опоры… долга, обязанностей… цепей, лишающих нас воли – но дающих нам силу жить…»

Клавдию остро захотелось жить – впервые за долгое, долгое время. Он продвинулся вслед за Мартином еще на несколько шагов – и воочию увидел эту ведьму.

Когда Лара увидела их, ее сердце на миг остановилось. Лара осознала худшую в своей жизни ошибку: она должна была бежать, едва почуяв их, а теперь – поздно. Она смотрела на двух инквизиторов глазами действующей ведьмы: один был ходячей пыточной камерой, другой – совершенным орудием убийства. Догонять и хватать. Обездвиживать. Пытать. Таких, как она.

И все вернулось, словно в кошмаре – страх, от которого течет по ногам. Унижение. Безнадежность. Тусклая лампочка под низким потолком. Запах сырости и сортира. Ведьма, за тобой пришли; как будто не было ни ракушки на крыше небоскреба, ни полета, ни свободы.

Лара Заяц – то, во что она превратилась, – стояла перед ними во весь свой рост, без прикрас. Клавдий прищурился: Мартин был прав. Мутант, гибрид, химера, воин-ведьма и флаг-ведьма одновременно. У нее хорошие шансы даже против двоих. Уже четверть секунды, как могла атаковать. Полсекунды… Чего ждет?