Марина Дяченко - Ведьмин род [litres]

– Тогда много людей из тех, что выжили, были бы мертвы сегодня, – сказала Эгле. – Например, я…

– И правда. – Он посмотрел на потолок, где играли отсветы пламени. – Скажи, там, в Ридне, тебе не хотелось все бросить и сбежать в горы?

Он говорил отстраненно и буднично, будто спрашивал о расписании авиарейсов на завтра. Эгле прокляла себя, что напросилась на этот разговор.

Она вдохнула, выдохнула и рассказала ему все, что произошло с момента, когда она поймала паническую атаку в маленьком съемном доме в предместьях Ридны. Она рассказала о танце по крышам, о горах и тумане и о мигающем огне светофора. А под конец она призналась, что поклялась себе молчать и сохранить этот случай в тайне.

– Меня поражает, как ты мне доверяешь, – сказал он задумчиво. – Если бы Мартин доверял мне хотя бы вполовину столько, я был бы просто счастлив…

– У Мартина, – сказала Эгле через силу, – что-то вроде профессиональной деформации. Он привык доверять только себе.

– Утешительная версия, – пробормотал Клавдий. – Учитывая, как много я ему лгал…

Он замолчал, повернув лицо к огню. Эгле ждала, не решаясь лишний раз пошевелиться.

– Видишь ли, я знал, что тебя потянет в горы после «ведьминого самострела», – заговорил он после паузы. – Я очень боялся, что ты там и останешься. Я готов был убить Мартина, когда он решил тебя спрятать.

У Эгле пересохло во рту:

– Это было мое решение.

– Кого ты хочешь обмануть? – Он грустно улыбнулся. – К вопросу о недоверчивости Мартина. Он ни на секунду не усомнился, что ты останешься человеком, что тебя не потянет в ридненский туман, что в одиночестве, в страхе, в стрессе ты не выберешь простое решение – быть обыкновенной флаг-ведьмой. Свободной. Могучей.

Он говорил так спокойно и с таким знанием дела, что у Эгле встали дыбом волосы на затылке. Клавдий улыбнулся:

– Я знаю, через что ты прошла. Ты знай, что тебя ждет. Когда ты что-то совершаешь, как флаг-ведьма, ты делаешь флаг-ведьму в себе сильнее. И наоборот: когда ты находишь в себе силы исцелять, она ослабевает. Понимаешь?

Эгле молчала.

– Если ты снова кого-нибудь атакуешь, как тех патрульных в Ридне… Тебя поймают и осудят, но ты ведь не этого боишься. И я не этого боюсь. Ты перестанешь сопротивляться флаг-ведьме в себе, и эти горы тебя заберут.

– Нет, – пробормотала Эгле.

– Я сказал «если».

– Вы все это знаете про меня… и просто так отпускаете?!

– Да, – он кивнул. – Я свой выбор подтверждал много лет, каждый день. И тебе придется. Много лет. Каждый день. Отвечать на вопрос, кто ты.

– Кто я?!

– Каждый день, – повторил он мягко. – И это не будет просто, потому что тебя не оставят в покое. Тебя нарочно станут провоцировать. Тебя будут разглядывать под микроскопом, каждый твой шаг. Ты должна быть очень, очень осмотрительна.

– Я обещаю, – она облизнула пересохшие губы.

– Инквизиторы будут кидаться на тебя и не спрашивать документы, а сразу оглушать.

– Я укроюсь мороком.

– Никому не рассказывай. Потому что это тоже преступление. Каждую секунду знай, на каком расстоянии от тебя ближайший инквизитор и куда он идет. Эх… никогда не думал, что стану давать действующей ведьме советы по конспирации…

Он потянулся, встал, подбросил в камин еще полено. Эгле ждала – знала, что он еще не закончил.

Он обернулся и посмотрел через комнату – прямо ей в глаза:

– Никогда, ни с кем, ни при каких обстоятельствах не обсуждай «чистую» инициацию. Ее просто нет. Ты поняла?

Эгле храбро попыталась выдержать его взгляд, но почти сразу зажмурилась. Получилось плохо – будто она в чем-то виновата и не хочет с ним соглашаться.

– Если ты попробуешь кого-то инициировать, – он говорил сейчас, будто с ребенком, – или подтолкнуть к такой идее… Ты понимаешь, чем это обернется?

– Нет. – Эгле не открывала глаз. – Я правда не знаю, что будет, если я кого-то инициирую. И вы не знаете.

– Я как раз знаю, – сказал он вкрадчиво. – Тебя запрут без права на помилование. И ты умрешь в тюрьме. Вот что будет.

– А если я докажу, что ведьм можно инициировать без скверны, что «чистая» инициация возможна, или я могу передать свой дар… Разве победителей судят?

Он молчал. Эгле решилась взглянуть на него – и тут же прикусила язык:

– Нет, я поняла. Я не стану это выяснять. Нет «чистой» инициации – ну допустим, что нет… Клавдий, пожалуйста, не надо так смотреть.

Он удрученно покачал головой. Вздохнул, прошелся по комнате:

– Лучше бы тебе остаться в Вижне на какое-то время. Пока не утихнет шум. Пока мы не узнаем, по крайней мере, кто мой преемник…

– Я не могу… надолго бросить Мартина, – сказала Эгле. – Я просто не могу. Я и так… мне тяжело думать, что он там один, что он вечно рискует, а меня нет рядом…

Она оборвала себя. Клавдий покосился на нее, хотел что-то сказать, но удержался.

– Спасибо, что вы мне доверяете, – сказала Эгле.

– Долг – платежом, – он ухмыльнулся. – Ладно, шучу. Мы ведь не на базаре.

Он подмигнул и засмеялся, но глаза оставались невеселыми и даже сумрачными.

– Где ваша дочь?

Вдова смотрела, как смотрят на восставших мертвецов, причем крайне недоброжелательных. Мартину очень не хотелось сегодня с ней встречаться, но дело требовалось довести до конца.

В Тышку он добрался в этот раз на инквизиторском вертолете, и одновременно на машинах туда прибыл усиленный отряд полиции. Первым делом Мартин пошел к дому погибшего Васила Заяца и, как можно было предвидеть, не застал там ни девушки-ведьмы, ни ее брата. Только вдова, одетая в черное, смотрела на него, как на привидение.

Снег, наваливший за сутки, прикрыл и облагородил и двор, и крыльцо, с которого так неудачно стрелял погибший. Мартину физически некомфортно было здесь находиться, как если бы над двором висел запах бойни. Дверь сарая болталась на одной петле, изнутри смотрел бельмастыми фарами старый внедорожник, к воротам вела едва различимая под новым снегом одиночная колея.

– Они уехали? На мотоцикле? Ночью, в горы?!

В доме тоже воняло – средством от моли, сортиром и страхом. Дверь в подвал стояла нараспашку, клетушка внизу была пуста, на постели валялась девичья ночная сорочка.

– Я сочувствую вашему горю, – сказал Мартин устало. – Но мужа вы не вернете, а ваша дочь в опасности. Она ведьма, она не состоит на учете. Я не причиню ей вреда, она сможет потом вернуться домой. Где их искать?

– Я не хотела, – хрипло сказала женщина. – Стрелять…

– Я не обвиняю. Просто скажите, куда они поехали.

На самом деле он не мог отделаться от мысли, что хозяйка этого дома, убийца и жертва одновременно, стала спусковым крючком для цепи несчастливых событий. Той цепи, которая закончилась отставкой Клавдия. Или не закончилась, потому что здесь, в селении Тышка, к Мартину вернулись все его дурные предчувствия.