Иван Миронов - Высшая каста [litres]

– Пусть будет так. Хотя я его ненавижу. Если бы я только мог, то не стал бы дожидаться, когда вы меня отравите, сам бы застрелился. Каждое утро, Вова, я просыпаюсь с бесконечными воспоминаниями гениального и безумного подонка, они сожгли мне душу. Я перестал ходить в церковь, потому что пытаюсь исповедаться в его грехах. Сначала попы отказали в причастии, а потом посоветовали обратиться к психиатру, пока они не обратились в ФСБ. И это те попы, которым я строил храмы и содержал епархии. Каждую ночь, перед погружением в сон, я часами молился, не вставая с колен, но никакая молитва и никакое покаяние не смоют столько крови и предательства. Знаешь, еще недавно я боялся этих чертовых снов, а теперь они стали для меня спасением. Когда я превращаюсь в эту старую сухорукую тварь, меня перестает мучить совесть. А здесь меня терзают призраки, чужие, но как свои. Это же какой-то дьявольский капкан. Ты знаешь, я далеко не сентиментален. Свой кооператив «Нежность» я организовал в середине девяностых из отборнейших смоленских отморозков. Мы сначала стреляли коммерсантам в затылок, а потом кувалдами проламывали головы, чтобы экспертиза не смогла установить пулю и определить оружие, но меня тогда не мучили сожаления.

– С чистоты не воскреснешь, с поганого не треснешь. Мишань, дело-то прошлое. Не нагнетай. – Мозгалевский освежил рюмки.

– Я никогда не любил Ленинград. Не могу там находиться, пробуду день и уношу ноги. Но только теперь понял почему. Как можно жить в городе, где на каждом углу люди ели людей!

– Миш, было и такое. Читал я эти рапорта. Сначала милиция отлавливала людоедов по характерному румянцу, потом мы запретили их трогать, чтобы не бросать тень на героический советский народ.

– Они детям скармливали трупы детей!

– Мне рассказывали, как одна учительница собрала детишек, у которых умерли родители, заперла их в комнате, продавала и прожирала их хлебные карточки, наблюдая, как они медленно умирают от голода. Трупики вперемешку с еще живыми детьми. Когда все умерли, она еще несколько месяцев получала за них хлеб. Потом эта дама по брони эвакуировалась в Астрахань. После войны вернулась в Ленинград на партийную работу, оформила на себя несколько квартир. В итоге дали ей пять лет за эти махинации. Но ты-то здесь при чем? Это война. Проклятый фашизм.

– Ну, ты ваньку-то не валяй! Мы с тобой, чай, не на очной ставке. Какой на хрен фашизм?! Нюрнбергский трибунал снял с гитлеровцев все обвинения в блокаде Ленинграда. Нам нужна была гуманитарная катастрофа, которую можно было списать на рейх. Нужен был голод, безумие, людоедство. Мы же первым делом при подходе к Ленинграду немецких дивизий эшелонами вывезли продовольствие, запретив массовую эвакуацию людей. Нужен был живой щит! Сколько раз немцы предлагали нам организовать коридор, чтобы население могло покинуть город? Но нам нужно было уморить полтора миллиона: погибших от бомбежек, замерзших, истощенных, съеденных. Полтора миллиона русских людей на жертвенный алтарь имени Ленина. Очередная сталинская чистка недобитой интеллигенции.

– При чем здесь интеллигенция? – Мозгалевский вытащил изо рта обглоданную кость и внимательно ее рассмотрел.

– Пролетариат живуч, как крысы. А все социально близкие умники или свалили, или сидели на спецпайках.

– По-моему, ты все извращаешь. В какой нормальной голове может такое родиться?

– Вова, так это я и придумал, – рвано, словно захлебываясь, засмеялся Блудов. – Земля им всем пухом. Ладно, дело прошлое. Расскажи, как вы меня отравите.

– Только давай без обид. – Мозгалевский, не чокаясь, выпил. – Мы это мы, они это они.

– Какие обиды? – воскликнул Блудов, чуть не подавившись салом. – Каждая ночь в теле Кобы – это невероятная пытка. И если есть ад, считай, что я там директор.

– Честно говоря, я не хотел форсировать события. Ждали твоей естественной кончины.

– Обойдемся без пошлых сантиментов. Не для того вы убрали всех преданных мне людей, чтобы сидеть и ждать, пока я зажмурюсь от естественных причин.

– Миш, мне нужен был только контроль. Но когда ты поручил Игнатьеву готовить приказ о моем аресте, пришлось действовать более решительно.

– И тогда ты для начала приказал отравить Косынкина.

– Этот твой генерал оказался далеко не дурак. Он предполагал такой расклад и до конца держал оборону, не подпускал к тебе моих людей, убрал из прислуги всех информаторов.

– Прямо всех? – прищурился Блудов. – Странно, но ты пытаешься передо мной оправдываться за Берию.

– Извини, не могу перестроиться. Ну, почти всех. Как ты ловко пообещал Косынкину пост министра госбезопасности, хотя от себя ты его никогда бы не отпустил.

– Здесь ты прав, – скрипнул стулом Блудов.

– Косынкин накопал материал на Хрусталева [17] Хрусталев Иван Васильевич – начальник личной охраны подразделения № 1 Первого отдела УО МГБ СССР. , которого удалось завербовать, подложив под него несовершеннолетнюю. Вербовал лично Судоплатов, поэтому оставить в живых Косынкина, сам понимаешь, я не мог. Без Хрусталева мы бы остались без глаз и ушей, а без Судоплатова – без кинжала.

– И что вы сделали с Косынкиным?

– Ребята Судоплатова использовали гельземиум изящный. Это такой достаточно редкий цветок, произрастающий в Китае. Небольшая доза добавляется в чай, и при последующей физической нагрузке происходит инфаркт. Интересный препарат.

– А что будет со мной? – Блудов поднял глаза на стенной лик Спасителя.

– Ты, как Христос, соберешь всех своих учеников на тайную вечерю. Тебе же всегда нравился христианский символизм. Приедут Молотов, Хрущев, Булганин, Ворошилов и твой покорный слуга. Будем смотреть кино, потом пойдем за стол. Ты решишь со всеми нами проститься, на следующий день арестовав меня, а затем всех остальных. Твою иудину привычку надламывать хлеб со своими жертвами все хорошо знали. Я тоже приду с тобой проститься. В вино плесну декумарина, и ты до дна выпьешь сей бокал. Умирать ты будешь мучительно долго. Хрусталев имеет четкие инструкции не вызывать врачей, пока я не приеду. Декумарин начинает действовать через два-три часа, своего пика достигает через часов пятнадцать, начинается кровотечение изо рта, кровоизлияние в желудок и кишечник.

– Хватит! – Блудов шлепнул ладонью по столу и перегнулся от боли в руке. – Я не хочу этого слышать.

– Чем шире ты раскидываешь объятия, тем тебя легче распять. Миша, ты счастливчик. Для тебя скоро все закончится. А сколько нам с Красноперовым торчать в шкурах этих великих государственных мерзавцев, одному Богу известно. Есть зыбкая надежда, что меня кончат при аресте 26 июня, по крайней мере, есть такая версия. Если нет, то еще полгода придется ждать расстрела в камере. С Красноперовым вообще все непонятно.