Гийом Мюссо - Завтра [litres]

Девчушка тут же вылезла из коляски и побежала ловить белку, но споткнулась и растянулась, пропахав носом в землю. Не столько от боли, сколько от обиды малышка разревелась.

– Иди скорее, сердечко мое, иди к папочке! – Мэтью подхватил крошку и снова усадил в коляску. Семья Шапиро продолжила прогулку. Перейдя через Чарльз-стрит, они вошли в Бостонский муниципальный парк, который зимой превращался в огромный каток.

Кейт купила у разносчика жареные каштаны и дала дочке горсть в утешение. Они грызли каштаны и смотрели на конькобежцев, особенно на тех, кто выделывал сложные трюки. Или падал со всего размаху. Малышку особенно смешили падения.

– Как смешно, когда другие падают, да, мышонок? – поддел дочку Мэтью.

Родители с девочкой, не торопясь, приближались к центру обширной площадки, где толпилась большая часть гуляющих. Мэтью посадил дочку себе на плечи. Сияющими глазенками девочка смотрела на великолепное убранство огромной елки, которую по давней традиции жители Галифакса подарили жителям Бостона.

Эмма стояла в нескольких шагах от счастливой семейной пары и не сводила глаз с маленькой девочки. Глаза у нее сияли точно так же, как у малышки. Сияли и таили в глубине горечь.

Никогда в жизни Эмма не знала, что такое тепло супружеской любви. Не знала доверчивой нежности, перетекающей от одного к другому. Почему так случилось? Чего ей не хватает, чтобы и на ее долю выпало такое счастье?

Бостон

22 декабря 2011

Среди ночи

Мэтью в пижамных штанах и футболке «Ред Сокс» зажег свет у зеркала в ванной комнате.

Разве заснешь теперь? Горло перехватило так, что трудно дышать, сердце бухает, и удары отдаются в висках. Мэтью нашел в аптечке болеутоляющее и запил водой из-под крана сразу две таблетки. Спустился по лестнице вниз, в кухню.

Вот уже три часа он вертелся с боку на бок в постели, чувствуя, что сходит с ума. Ему не давала спать одна очень странная идея, становясь с каждым мигом неотступнее. Безумная идея. Невероятная. Слишком невероятная, чтобы воплотиться и стать реальностью. Идея, от которой у него перехватывало горло и кружилась голова.

Он должен убедить Эмму помешать катастрофе с Кейт!

Чем больше он думал об этом, тем явственнее пульсировало в нем слово анастазис , по-гречески воскрешение из мертвых, возвращение к жизни.

А почему бы и нет? Как в научной фантастике. Но, может быть, и в реальности существует не только теоретическая, но и практическая возможность, вернувшись в прошлое, изменить течение настоящего времени? Слабая надежда, но он должен использовать выпавший на его долю шанс!

Эта безумная мечта всегда сопутствовала человечеству! Мечта повернуть время вспять и исправить все ошибки и несправедливости жизни… Мэтью подумал об Орфее и почувствовал себя древним певцом с лирой в руках, который спускается к вратам ада и молит богов вернуть ему умершую жену. Кейт была его Эвридикой! Но для того чтобы вызволить ее из царства мертвых, ему нужна была помощь Эммы Ловенстайн.

Мэтью нащупал в потемках выключатель и зажег бра над стойкой в кухне. Открыл ноутбук, включил его и стал писать Эмме письмо, вкладывая в него всю свою веру, всю свою душу.

Бостон

22 декабря 2010

Семья Шапиро, постояв возле катка, двинулась дальше. Эмма шла за ними, приглядываясь к городу, привыкая к нему, стараясь научиться ориентироваться. Этот город сразу лег ей на душу: он был красивее и интеллигентнее Нью-Йорка, менее шумным и сумасшедшим. Классика и современность дружелюбно встречались здесь на перекрестках, прошлое и настоящее уживались в гармонии.

Внезапно в воздухе повеяло ароматом жареного кофе. Они приближались к Норт Энду, итальянскому кварталу. На Гановер-стрит при одном только взгляде на витрины кафе и кондитерских текли слюнки: моцарелла буффало, артишоки по-римски, хрустящее миндальное печенье, струффоли в меду, трубочки, истекающие кремом…

Держась за руки, Мэтью и его жена вошли в просторное кафе, состоявшее словно бы из одних больших застекленных окон. Как видно, сюда они ходили довольно часто. Траттория «Фактори» пользовалась успехом у горожан: в ней царили благочинный семейный уют и безудержное веселье, присущее молодости, – ее любили как влюбленные студенты, так и местные старожилы. Эмма вошла следом за Шапиро и попросила для себя столик.

– Вы одна, мисс? – осведомилась официантка тоном, в котором звучало что-то вроде упрека.

Эмма кивнула. Час был еще ранний, в кафе уже сидели посетители, но свободных мест было более чем достаточно.

– И вы не заказали столик заранее?

Еще один упрек.

На него Эмма вообще не стала отвечать, обойдя молчанием высокомерие двадцатилетней девицы, носящей длинные прямые волосы и мини-шорты, выставляющие напоказ ее очень длинные и прямые ноги.

– Подождите, пожалуйста. Я пойду узнаю, остались ли у нас места.

Эмма посмотрела вслед девице: развернувшись, та плавно двигалась по залу, словно шла по подиуму. Желая поднять себе настроение, Эмма подошла к бару – стойке из фиброцемента, окруженной металлическими табуретами, – и заказала коктейль «Кайпироска».

Вышло солнце и залило кафе ярким светом. Это кафе, расположившееся на нескольких уровнях, своими серыми тонами и грубо обработанным деревом напомнило Эмме нью-йоркские рестораны, оформленные в индустриальном стиле. На стойке в качестве главного украшения лежал копченый окорок и рядом ручная резка, а из глубины зала доносилось потрескивание огня печки для пиццы.

– Пожалуйста, следуйте за мной, мисс, – позвала ее вернувшаяся официантка.

Бармен, подмигнув Эмме, дал понять, что сейчас принесет ей коктейль за столик. По счастью, ее посадили буквально в десяти метрах от Мэтью и его жены. Обрадованная идеальным постом наблюдения, Эмма согрелась своим водочным коктейлем, заказала второй и попросила принести ей еще дораду под соусом тартар и маленькую пиццу с артишоками и салатом.

Стараясь получше рассмотреть семейство Шапиро, Эмма прищурилась. Да, ничего не скажешь, они были счастливой семьей. Шутили, смеялись. Мэтью валял дурака, развлекая дочку, и Кейт от души смеялась вместе с малышкой. Не было сомнений, что перед Эммой сложившаяся пара, муж и жена говорят на одном языке. Эмма перевела взгляд на девочку по имени Эмили.

Э-МИ-ЛИ. Три слога отзывались в ее душе странным болезненным эхом. С давних пор она говорила себе, что назовет так свою дочку, когда она у нее родится. И теперь, слыша его из уст Мэтью, ей становилось еще печальнее. Соль на живую рану…

Эмма не говорила об этом никому, даже своему психотерапевту, но на протяжении двух лет, пока длилась ее пунктирная связь с Франсуа, она втайне пыталась забеременеть. Обманывала любовника, говоря, что пьет таблетки, но сама не пила их. Напротив, тщательно следила за циклом и при возможности всякий раз, когда опасность была особенно велика, шла навстречу сексуальным желаниям партнера. Поначалу она говорила себе, что ребенок заставит Франсуа расстаться с женой. Потом поняла, что появление ребенка никак не повлияет на поступки ее любовника, зато ее решимость иметь ребенка окрепла…